Константин
КедровГамлет с гитарой
“Если хилый, сразу в гроб. // Сохранить здоровье чтоб…” – в этих строках другой Высоцкий. Тот, каким он мог бы стать, если бы пошел путем поэзии. Он был бы абсурдистом, продолжателем Хармса и предшественником Митьков. Но Высоцкий действительно хотел быть поэтом. Его не устраивала слава даже самого популярного барда. Заметим, что Окуджава тоже считал себя, прежде всего, поэтом. Барды всеми любимы. Поэты, если они не пишут песенных хитов, известны лишь узкому кругу лиц. И тем не менее, барды упорно доказывают свою поэтичность. Высоцкому очень хотелось быть членом Союза писателей. Не принимали его туда маститые графоманы, увенчанные Госпремиями. Им вовек не написать “чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее…” Высоцкий, как поэт, весь в 19-ом веке. Часто аукается с Лермонтовым: “Но парус, порвали парус…” – да еще и рифма к парусу – “каюсь”. Это, конечно, ответ мятежному, который “ищет бури”. Лермонтов Высоцкому близок, потому что трагичен и чует гибель свою и чужую. Что мешало Высоцкому стать поэтом не в союзписательском, а в хлебниковском смысле этого слова. Ведь и император поэтов ХХ века Велимир Хлебников тоже писал стихи, которые могли быть хитами: “Нам много ль надо? Горбушку хлеба / да каплю молока. / А солью будет небо / и эти облака”. Или: “Песенка – лесенка к сердцу другого”. Однако Хлебников сказал и забыл. И полез в глубокие дебри, без которых поэзия не поэзия, а массовка. Высоцкий в эти дебри заглядывал, но гитара неумолимо вела к читателю, вернее, к слушателю. Я ненавижу гитару. Она убила поэзию. Но тут уж ничего не поделаешь. Дантесу и Мартынову не нужны были никакие пистолеты. Дали бы им в руки гитары, и они заглушили бы и убили своих противников. Куда хитрее было бы снабдить гитарами Пушкина и Лермонтова. Но те полюбовались экзотическим инструментом, воспели его в своих стихах и все. А вот запойно пьющий Аполлон Григорьев с гитарой не расставался и оставил бессмертное “поговори-ка ты со мной, гитара семиструнная”. Вот из этой семиструнной гитары великого пьяницы и выпорхнули все барды ХХ века. Высоцкий, конечно, король всех бардов, да Галич, да Окуджава, да Ким, а позднее еще Цой. Но Высоцкий богаче всех интонациями, всех разговорнее. У тех интеллигентность видна, а Высоцкий свою интеллигентность в творчество не впускал. Он ее уважал в других, но не в себе. Возможно, что интеллигентнейший Пастернак лучше других выразил суть бардовского хрипа в строках: “Когда стихи нахлынут горлом, нахлынут горлом и убьют”. Тут вся судьба Высоцкого. В мифологии ХХ века один из самых удивительных моментов – фокусировка в одной точке Шекспира, Пастернака, Высоцкого и Любимова в “Гамлете” на Таганке. Гамлет с гитарой – это, конечно, нонсенс. Гениальный нонсенс. Гамлет Высоцкого, поющий в “Гамлете” Шекспира стихи Пастернака: “На меня направлен сумрак ночи…” Какой уж там Ионеско! Тут наш российский абсурд, мешанина в стиле Покровского собора на Красной площади в честь московского юродивого Василия Блаженного – Высоцкого времен Грозного. Любимов заставил барда трижды произнести “быть или не быть”. И все три раза в другой интонации. Но Высоцкому это оказалось не под силу. Все три раза монолог звучал одинаково, как хрип каплуна, которого вот-вот прирежут. Это и есть интонация Высоцкого. Его Гамлет ничем не отличался от Пугачева на эшафоте. Может быть, Шекспир имел в виду именно такого. Все, кроме Высоцкого забыли, что Гамлет мечется в смертельной схватке за жизнь. Его убивают, и поэтому убивает он. У Гамлета была шпага, у Высоцкого гитара. Не инструмент – оружие. “Играть на мне нельзя” – я бы написал это на гитаре Высоцкого. Он играл, потому что играть нельзя. В отличие от флейты Гамлета, на которой нельзя играть, но можно сломать, гитара Высоцкого не ломалась. Он сам себя убил водкой и наркотиками. Весь исколотый, по его словам, “гнилой” Высоцкий играет Гамлета на последнем всхлипе. Похороны барда были похожи на финал “Гамлета”. Просто действие выплеснулось сначала в фойе, а потом за пределы театр. После похорон Высоцкого театру на Таганке стало нечего делать. Он умер вместе с Гамлетом и Высоцким, чтобы воскреснуть. Но уже в другой жизни. |