Издание, выходящее по инициативе весьма продвинутых искусствоведов, живущих в России и в Западной Европе, можно в равной степени считать и авангардистским, и антикварным. Мы как-то забываем, что авангардизму уже сто лет, и самая бурная его пора, пора расцвета – первая половина прошлого века. Презентация номера “Супремуса” в галерее “XL” совсем не случайно больше походила на экспозицию работ Павла Челищева, родившегося в России в 1898 году и умершего в Италии в 1956. Статья о нем названа “Психоделический алхимик”. Ее автор – Александр Шумов, главный инициатор издания. “Так вышло, что плоды творчества Челищева рассредоточены на всем пространстве земного шара”. Что верно, то верно. Мне, его внучатому племяннику и единственному наследнику, было доставлено из Франции лишь три портрета да несколько эскизов к балету Стравинского “Орфей” в постановке Дягилева. Все остальные работы в основном в частных коллекциях. Правда, в Нью-Йорке в галерее Гугенхейма висит огромное полотно “Каш-каш” (Прятки), а в Третьяковской галерее в прошлом году наконец-то вынули из запасников картину “Феномена” – его роскошный подарок России. “Современники его довольно высоко ценили, ставя в один ряд с Пикассо, Матиссом, Леже, Дали, Руо”. Ну, это смотря какие современники. Вероятно, авторы имеют в виду писательницу Гертруду Стайн, балерину Иду Рубинштейн, искусствоведа Паркера Тайлера, поэтессу Эдит Ситуэл и композитора Игоря Стравинского. Однако этим и замыкается круг прижизненных поклонников творчества Челищева. Дягилев ценил его как театрального художника, но не проявлял особого интереса к философии и стилю этого весьма своеобразного живописца. Монография Паркера Тайлера, вышедшая через 20 лет после смерти Челищева, называется “Немодный художник”. Все это неслучайно. Его живопись явно и дерзко противостояла рыночному искусству. Будучи одним из первых сюрреалистов, он постоянный оппонент Сальватора Дали. Однако оппонент тайный. Челищев не дает интервью, живет в замкнутом кругу высоких эстетов, которым и без того все понятно.

Вот отрывок из его письма к моей двоюродной бабушке от 20 августа 1947 года: “Меня мало понимают здесь и в Европе. Я ушел далеко от обыкновенного понимания и смысла жизни и отношения человека в смысле вселенной – поэтому я чувствую себя довольно одиноким”. Необычное построение фраз объясняется тем, что в 1919 году Павел Челищев покинул Россию с добровольческой армией Деникина. В руках у него был узелок с красками – все имущество молодого художника. Потомок древнего дворянского рода, породненного через Калиту с Рюриками, Павел Челищев придавал особое значение своему далекому предку Михаилу Бренко, который погиб на Куликовом поле, переодетый в доспехи Дмитрия Донского. Дело в том, что Павел родился 21 сентября, в день очередной годовщины Куликовской битвы. “К счастью, меня зовут не Михаилом, а Павлом, а то разрубили бы, прямо как Бренка, в чело”, – сказал он однажды еще в юности. Эту фразу передала мне его сестра Мария Федоровна, отсидевшая 10 лет в сталинских лагерях. Она же рассказала, как всю семью Челищевых по личному приказу Ленина усадили на подводу и вывезли из имения Дубровка Калужской губернии. “Барышни, что же вы смеетесь, – сказал крестьянин, обращаясь к совсем еще юным сестрам Челищеым, – не знаете, на какую муку едете”. Из писем художника к двум уцелевшим сестрам я знаю, что ни во Франции, ни в США, ни в Италии вблизи православного монастыря под Римом Павел Федорович не чувствовал себя дома. Как это ни банально звучит, но он безумно тосковал по России. Правда, в отличие от некоторых других собратьев по эмиграции он прекрасно понимал, что у нас здесь творилось, и в письмах был очень осторожен, избегая даже отдаленных намеков на политику.