Константин
КЕДРОВ, “Новые Известия”, 23 марта 2002Обэриуты вошли в Париж
Александр
Введенский, Полное собрание сочинений. Париж, La
Difference, 2002. Переводчики: Жак Бурко, Мадлен Лежен,
Кристина Зейтунян-Белоус
Последнее и единственное издание Александра Введенского, осуществленное в 1993 году, уже стало библиографической редкостью. И вот теперь оно полностью продублировано в Париже на русском и французском языках. Академик Раушенбах назвал Введенского самым крупным поэтом XX века. В нем он видел открывателя и создателя нового языка, обращенного прямо к подсознанию. Введенский входил в литературу после футуризма вместе с обэриутами Хармсом. Олейниковым, Вагиновым. Еro называли “абсолютно безбытным”. Где-нибудь в ссылке он садился на единственную табуретку посреди пустой комнаты, вынимал из кармана тетрадь и тотчас начинал ее заполнять отчетливым убористым почерком. Несогласие Введенского с футуристами прежде всего в том, что те слишком легко оперировали понятием времени, называя себя будетлянами. Введенский говорил, что его интересуют только три понятия: Бог, Смерть и Время. Ни одно из них нельзя понять, если выразить словами. Есть поэма “Кругом возможно Бог”, где “мир накаляется Богом”. Заканчивается поэма наиболее известными и популярными строками Введенского: Горит бессмыслицы звезда она одна без дна. Вбегает мертвый господин и молча удаляет время. Это он про себя. Оказавшись в тюремной камере, он начертал: “Наш календарь устроен так, что мы не ощущаем новизны каждой секунды. А в тюрьме эта новизна каждой секунды, ив то же время ничтожность этой новизны, стала мне ясной. Становится непонятным, что значит раньше и позже, становится непонятным все”. До сих пор неизвестно, как погиб поэт. В начале войны его тотчас снова арестовали, как неблагонадежного, этапировали куда-то, и он исчез. Есть смутные слухи, что на этапе его просто застрелил конвоир. У Введенского есть запись в дневнике, что его не покидает ощущение, что с минуты на минуту его повесят. Спи. Прощай. Пришел конец – за тобой пришел гонец. Он пришел последний час. Господи помилуй нас. Господи помилуй нас. Господи помилуй нас. Это редкий случай, когда можно процитировать, и все понятно. Приводить другие цитаты бесполезно. Они существуют только в контексте. Контекст Введенского – это полная невозможность смысла. В одном окне лишь виден мир Стрела там свечка умных рыб. Что это означает? Это ничего не означает. В этом-то все и дело - соприкоснуться с бессмысленным, необозначасмым. И открыв другую дверь Эта дверь была волной Я воскликнул громко: верь. Он неожиданен в каждой новой строке, хотя очень часто в пику футуристам прибегает к словесным клише типа рифмы “ты - цветы”. Введенский утверждает, что мир непонятен и бессмыслен даже в самых простых вещах. Непонятен стул, непонятен стол, непонятно окно. Он ищет в вещах не смысл, а бессмыслицу, чтобы уловить три самые бессмысленные реальности под именем троицы: Бог - Смерть — Время. Одна из самых последних вещей заканчивается восклицанием: “Ах, Пушкин, Пушкин”. Это реквием по былой осмысленности и безмятежности XIX века. Есть и лермонтовские мотивы: Няню демон вопросил — няня, сколько в мире сил. Отвечала няня: две, обе силы в голове. В 30-х годах XX века в России все утратило какой-либо смысл. Утратило навсегда. И в этом Россия обогнала время. Сегодня найдется немало охотников вогнать Введенского в какую-нибудь новомодную системку типа заплесневелого постмодерна. Так удобнее общаться. Свести неизвестное к общепринятому, а дальше расслабиться и получать удовольствие. С Введенским этот номер не пройдет. Конечно, он был постмодернистом в том смысле, что работал с отработанным материалом, все с тем же Пушкиным. Но как работал! Исчезнувшее вдохновенье Теперь приходит на мгновенье. На смерть, на смерть держи равненье Певец и всадник бедный. Только не подумайте, что перед вами мрачный аскет и фанатик смерти. В тюрьме, в ссылке, на воле поэт всегда жизнелюбив, весел, жизнерадостен и женолюбив. Его донжуанский список намного бо-гаче пушкинского. Он всегда влюблен и всегда страстно. Смерть интересует Введенского как навязчивая реальность. Вот в каком смысле обэриугы – объединение реалистов. Одним словом: "Па обоих человек, а на блюдечке четверг”. Читать Введенского все равно что добровольно сходить с ума, оставаясь в здравом уме и твердой памяти. Он, как Орфей, исследует самые потаенные углы адского лабиринта, а за ним мельтешит безумная Эвридика – поэзия XX века. |