Константин Кедров, “Новые
Известия”ШЕКСПИР, КОТОРОГО МЫ ПОТЕРЯЛИ
В наше время, когда под покровительством Академии наук спокойно распространяются труды, где утверждается, то не было Древней Греции, а Христос родился тысячу лет назад, что стоит усомниться в подлинности Шекспира. Нынешний рецидив общеизвестных исторических фактов вполне невинен по сравнению с тридцатыми годами, когда под сенью той же Академии провозглашалось и считалось научно достоверным, что Христа вовсе не было. Шекспиру, впрочем, повезло. Отрицать, что он был бессмысленно. Есть запись в церковных книгах о рождении, есть могила с надгробием (как теперь утверждают, фальшивая), есть завещание, есть множество финансовых документов, где Шекспир упомянут, есть отзывы современников о нем, как ругательные, так и хвалебные. Словом, замучишься отрицать. И тогда родилась экстравагантная литературная байка о том, что пьесы за Шекспира писал кто-то другой. Эта ахинея не могла рассматриваться и обсуждаться всерьез при жизни или после смерти гения, но 350 лет спустя можно нагородить, что угодно. Так возникло сразу несколько мифов: миф о неграмотности и необразованности Шекспира, миф об отсутствии рукописей драматурга при первом издании его пьес, наконец, самая нелегкая из всех выдумок, байка о графе Рэтленде. авторе “Гамлета” и других пьес Шекспира. Книга (Жан-Мари и Анжела Магген, “Шекспир”, Ростов-на-Дону, “Феникс”) о Шекспире создавалась 30 лет. Авторы бережно по крупицам собирали документы эпохи, прямо или косвенно имеющие отношение к великому драматургу И вот что удивительно, как-то само собой получилось, что исчезли почти все белые пятна его биографии, ранее заполняемые дикими вымыслами. Рухнул миф о неграмотности и малообразованности. Оказалось, что в Стратфорде детей начинали обучать уже с трех лет. Перед поступлением в школу для малышей ребенка два года обучали на подготовительных курсах. К семи годам, чтобы поступить в основную школу, ребенок должен научиться беглому чтению, письму и даже правильным латинским склонениям. Кошмар латинской грамматики преследовал Шекспира всю жизнь. Он часто вспоминает об этом в своих пьесах, где говорится о школьнике, “улиткой ползущем в школу”. В школьном портфеле лежала чернильница, сделанная из рога, и набор гусиных или вороньих перьев, которые школьник должен уметь собственноручно зачистить. Самое главное – уметь смочить острие своей слюной. Кроме умения читать и писать, надо знать своеобразное “Юности честной зерцало” – Катехизис англиканской церкви. Сюда входят в равной мере и правила личной гигиены, и навыки хорошего тона. Шекспир и об этом вспоминает в своих пьесах. “Набив едой свой рыцарский желудок / И чистя зубы, завожу беседу / С заморским щеголем: / “Мой добрый сэр”, – / По катехизису ответ: "О сэр!”. Рядом с домом Шекспира расположены дома кузнеца Ричарда Хорнби и портного Уильяма Уедгвуда. “Видел я: стоит кузнец, / Над наковальней молот занеся, / Но, позабыв о стынущем, железе, / Глотает он, разинув рот, слова / Приятеля – портного, / тот же с меркой / И ножницами, в шлепанцах, / Причем он в спешке перепутал их” (“Король Джон”). Множество таких деталей, которые и во сне не привидятся никакому графу Рэтленду, обнаружили исследователи творчества и жизни Шекспира. Они биографичны и, что самое главное, подтверждены документами. Мы знаем и о доме портного, и о доме кузнеца рядом с домом Шекспира, из достоверных архивов Стратфорда. Беседу кузнеца и портного Шекспир мог видеть на Хенли-стрит между домами Уильяма Уедгауда и Ричарда Хорнби. С девяти лет Шекспир, сын весьма влиятельного городского горожанина, не имеющих дворянского титула. Когда Шекспиру было 4 года и пять месяцев, отец был выбран бельфиором. В его обязанности входило регулирование цен на рынке. Делается это открыто, торжественно. Отец Шекспира и ярко-красной одежде шествует по рынку в сопровождении многих служителей. Обучение в школе идет шесть дней в неделю круглый год с каникулами на Пасху, Рождество и Троицу. Школьный день длится с семи до пяти часов вечера. Кроме того, в понедельник нужно поведать учителю о содержании воскресной проповеди в церкви. В Елизаветинской школе в основном учили латынь. Ученики читают Цицерона, Вергилия, Овидия, комедии Тepeнция, Плавта. трагедии Сенеки и мемуары Цезаря. Восхваляя Шекспира, его старший на восемь лет современник Бен Джонсон пишет: “И если ты знал мало латинский, и еще меньше греческий, то не среди латинских или греческих классиков не нашел я более великих, чем ты”. Возможно, что Шекспир не настолько преуспел в латыни, чтобы бегло читать и говорить на этом языке; но знал намного больше, чем современный студент-филолог. Он мало знал по-древнегречески, но кое-что знал. Все разговоры о необразованности сына мясника связаны с незнанием системы образовании в Елизаветинской Англии и с непониманием того, сколь видное место занимал отец Шекспира в городской иерархии, Я уж не говорю о полном непонимании самой природы гениальности. Гений схватывает па лету все самое лучшее. Даже если Шекспир прервал свое обучение в школе и 15 лет, хотя это никем не доказано, он все равно получил не менее блистательное филологическое образование, чем Пушкин в лицее. Один из первых биографов Шекспира Джон Обрей (1626—1697), пользуясь свидетельством сына Кристофера Бистона, актера, коллеги Шекспира, пишет: “Хотя по слонам Бена Джонсона он плохо владел латынью и еще меньше греческим, он разбирался в латыни скорее хорошо, так как в молодые годы был сельским учителем. Он имел привычку говорить, что за всю жизнь не вычеркнул ни одной строки. И Бен Джонсон отвечал: “Мне было бы лучше, если бы вычеркнул тысячу”. Это свидетельство Джона 06рея блистательно подтверждено предисловием актеров, издателей и друзей Шекспира, которым он завещал отлить памятные перстни. “Его перо всегда поспевало за мыслью, и задуманное он выражал с такой легкостью, что в рукописях мы почти не нашли вычеркнутого”. Эти слова Джона Хемингуэя и Генри Конделла полностью опровергают миф о том, что якобы не существовало подлинных рукописей Шекспира к моменту первого посмертного издания ею пьес. Рукописи были. Дважды засвидетельствована их главная особенность: Шекспир творил почти начисто, редко внося поправки. Это утверждал он сам, и письменно подтвердили его ближайшие друзья, актеры театра “Глобус”. Какие еще нужны доказательства подлинности его пьес? Теперь о самом смешном мифе: граф Рэтленд – творец “Гамлета”. Поводом для этих домыслов стало то обстоятельство, что Шекспир слишком подробно и достоверно передал в пьесе обстановку королевских покоев в Эльсиноре. Кроме того, среди сокурсников графа Рэтленда в Виттенбергском университете есть два студента по имени Розенкранц и Гильденстерн, но что тут удивительного? Шекспир много общался с театралом Рэтлендом, который проводил в “Глобусе” так много времени, что вызвал недовольство королевы Елизаветы. Аристократу не подобает так много внимания уделять уделить “слугам Ее Величества (так именовались актеры). Ясно, что в работе над датским сюжетом Шекспир пытается разузнать как можно больше подробностей у Рэтленда, который там был. Умер отец Шекспира, а четыре года назад скончался его одиннадцатилетний сын Хэмнет или Гамнет (варианты произношения имени весьма разнообразны). Обе смерти потрясли драматург, горячо любившего своего отца Джона и своего сына. Доказательств в этой любви более чем достаточно. Шекспир постоянно заботился о материальном положении своей семьи и добился права на родовой герб с изображением копья и скромным девизом: “Не без прав”. Чтобы окончательно покончить с разговорами о мифическом авторстве, на которое ни Рэтленд, ни его поэтически одаренная жена никогда не претендовали, вполне достаточно обратиться к эпизоду с девизом для рыцарского турнира который граф Рэтленд за хорошее денежное вознаграждение заказал Шекспиру, Это закреплено и оформлено документально. Если бы Шекспир был полуграмотным делягой, каким пытаются его представить некоторые охотники до дешевых сенсаций, то кто бы доверил ему заказ на девиз для рыцарского турнира Последняя загадочная, но чисто шекспировская фраза из завещания гения: “Моей жене мою вторую кровать”. И еще говорят, что в завещании не слышен Шекспир. Так мог сказать только он. Эта фраза словно взята из его пьесы “ Укрощение строптивой”. Здесь видна последняя улыбка гения, которой, как все гиганты Возрождения, будь то Леонардо или Микеланджело, совмещал сокрушительную эрудицию и неукротимый талант г с повседневным житейским практицизмом и умением зарабатывать деньги. Он умер состоятельным человеком, разделив наследство между всеми близкими и дальними родственниками, щедро одарив друзей. Его не волновала память в потомстве. Он заботился о друзьях и близких здесь и сейчас. Видимо, переводя "Гамлета” и думая о Шекспире, Пастернак написал трогательные слова о том, что “быть, знаменитым некрасиво” и что “не надо заводить архивы, над рукописями трястись” Шекспир и не трясся. Трясется тот, кто не может простить гению ею гениальность. “Новые Известия”, 10 апреля, 1999. |