А л ь м а н а х

«Журнал ПОэтов»

№ 4, 2002

 

ТЕАТРТАЕТ

 

 

Хроника событий

 

В ноябре 2000 г. по инициативе Константина Кедрова, Бориса Лежена – русского скульптора и поэта, живущего в Париже, и поэта Михаила Бузника основано русско-французское поэтическое общество ДЕПО (ДЕнь ПОэзии). В честь этого события в Париже и в Москве в 2001 г. вышел альманах “ДЕПО” на русском и французском языках, где представлены поэты России и Франции. (Русский вариант “ДЕПО” вышел как учебное пособие Университета Натальи Нестеровой при содействии Сорбонны). С 14 по 17 марта 2002 г. в Париже в университете Сорбонна состоялись поэтические чтения русских и французских поэтов. Все участники ДЕПО и ДООСа представлены в этом номере. В финале чтений полноправным членом ДООСа в звании галлозавра стал глава кафедры славистики Сорбонны известный переводчик Бориса Пастернака профессор Мишель Окутюрье.

Третий Всемирный день поэзии (21 марта 2002 г.) ДООС отметил выступлением в галерее “Дом” вместе с Марком Пекарским и Львом Рубинштейном. Стихи читали Алина Витухновская, Сергей Бирюков, Алла Кессельман, Константин Кедров, Елена Кацюба. Второй Всемирный день поэзии, 2001 году, ДООС провел, как и первый, в Театре на Таганке. На том вечере в Добровольное общество охраны стрекоз был принят Найк Борзов (в звании “найкозавр”) – автор бессмертной “Лошадки”, которая вполне тянет на Пегаса-XXI.

В сентябре 2001 г. начался учебный год в Академии Поэтов и Философов Гуманитарного университета Натальи Нестеровой. Издательство “Мысль” открыло серию НФБ (Новая философская библиотека) книгой декана Академии Константина Кедрова “Инсайдаут”. А в марте 2002 г. вышла его вторая книга “Ангелическая по-этика”, изданная как учебное пособие. На презентации присутствовал Андрей Вознесенский, посвятивший автору стихотворение “Демонстрация языка”, где есть такая строка: “А поэт – это только страстная демонстрация языка…”

 

------------------------------------------------------------------------

 

Έτος  Σωκρατη

2001

 

 

…Ионический ордер, прощай,

И дорический ордер, пока,

Древнегреческий радостный рай,

Где одежда богов – облака.

В Парфеноне приют для богов,

Боги в небе, как рыбы в воде.

Для богов всюду мраморный кров,

А Сократ пребывает везде.

 

К. Кедров

 

Год назад, 21 июля в Афинах, на Римском форуме среди античных колонн состоялась премьера пьесы Константина Кедрова и Юрия Любимова “Сократ / Оракул” в постановке Любимова и Театра на Таганке. 2001 год в Греции был объявлен годом Сократа. 2400 лет со дня смерти Сократа ДООС отметил у подножия Акрополя.

Генеральная репетиция спектакля проходила в Дельфах, где когда-то Сократ был причислен дельфийским оракулом к лику бессмертных и наречен самым мудрым из смертных.

На месте посвящения в храме Аполлона была надпись: “Познай самого себя”.

Известно, что после посвящения философ сказал: “Я знаю то, что ничего не знаю”. Между этими двумя постулатами и гнездится поэзия.

 

------------------------------------------------------------------------

 

Константин Кедров

(ДООС – стихозавр)

 

 

Ода Бодуэну де Куртенэ

 

 

 

Если мир исчезнет, останутся только фонемы. И по ним можно будет восстановить весь мир. Я пишу не буквами, не звуками, а фонемами. Фонему открыл в начале века потомок Бурбонов профессор Казанского университета Бодуэн де Куртенэ. Это некое смысловое поле, которое может скрываться в оболочке самых  звуков. Например, можно сказать или написать: корова – курова – карова – кырова, – но все равно понятно, о чем идет речь, потому что смысловой атом один. В каждом слове миллион вариантов похожих слов, но поэзия где-то между словами. Скажем, у Холина: “Свет – свет- свет – свят”. Я могу добавить еще: “Свет свит в жгут”, – это когда Лазарь сбрасывает пелены. Кстати, вот еще одно фонемное превращение: Лазарь и лазер (в память о недавно ушедших Басове и Прохорове). Нам посчастливилось справить два палиндромных Новых года – 1991 и 2002 (следующий наступит в 2112). В честь этих событий предлагаю два палиндрома – о Брюсове и бен Ладене (будь он не ладен).

 

 

Кстати, исчезновение мира по палиндромному принципу выглядит так:

 

Сотворение и конец мира

 

БОГ: Да будет свет!

ДЬЯВОЛ: Тевс тедуб* ад!

 

*(См. народное – дал дуба)

 

 

“Во сюр!”  –  Брюсов.

 

* * *

 

Амур любил Психею,

а Психея

любви его не ведала,

психуя.

Их поглотила всех

стихов стихия –

Амура, стих

и психику Психеи

 

 

Иероглиф чая

 

Я всего лишь

необы-

чайный

домик

где чай не пьют

но ле-

тают

от чая к чаю

аро-

матовый

па-

рок у рта

 

 

Война и мы

 

КУТУЗОВ:

 

Вор вон в ров

Вор в нов ров

Норов ворон

 

НАПОЛЕОН:

 

Вина мирна ан Рим а нив

Мина рви ниву

 

ЛЕВ ТОЛСТОЙ:

 

Вел лев сто лет

Тело в свет

От слов в лето влетел

Соловей слов весел

 

------------------------------------------------------------------------

Андрей Вознесенский

(ДООС – стрекозавр)

 

 

Дымок над площадью Маяковского

 

 

Туристический автобус – хвост морковкой –

из Турина

 

МАЯКОВСКИЙ: Фу, туристы…

АВТОРИТЕТ: Повторим, дед!

МАЯКОВСКИЙ: Тьфу, туристы…

 

Дымок струится.

Метро. Телка Валерия с Димой-киллером.

Фавн с метлой и ведром, как с кивером.

 

КИЛЛЕРЫ, ПЕЙТЕ ЛИКЕРЫ!

ПУТАНЫ, ЖУЙТЕ БАНАНЫ!

 

Входит УПОЛНОМОЧЕННЫЙ с ментами,

Упырь наморщенный (сентиментально):

– Ух, порно-ноченьки!

Как я одинок …

Я – Демон, нью ноу-хау Хаоса.

(принюхивается) А, дымок!..

(Телке) Куришь? Травку?

ТЕЛКА: – А хулишь? Есть справка.

УПОЛНОМОЧЕННЫЙ: – Конопля? Во, бля!

(Затягивается.)

КИЛЛЕР: – Петля затягивается.

ТЕЛКА: – Забирает?

(Телку забирают.)

УПОЛНОМОЧЕННЫЙ: – Упор на Моцарта

и на А.П.Чехова.

И на абчественность.

Вырву яйца вашим “Мумий тролям”…

Ситуация под контролем.

КИЛЛЕР (обиделся): – Мир обыдлился.

Телку? В камеру?

Всенародную невесту?!

Сюда телекамеру протеста!

МЕНТЫ: – Где склад наркоты?

В Киеве? В Туве?

КИЛЛЕР: – В НТВ!

УПОЛНОМОЧЕННЫЙ:

– В уборной молятся?

МАЯКОВСКИЙ:

– Фунт урины.

 

Тем не менее темнеет.

Телка несознанку мелет.

 

ТЕЛКА: – Неисповедимы

сострадания пути.

Дима, мальчик из МАДИ,

МАДИМАДИМАДИМА, Дима!

Ты меня освободи!

Алло, МК?

(Начинается ломка.)

Всю страну ломает, Дима!

вибрация лишает сна.

Дима, жить невыносимо!.

УПОЛНОМОЧЕННЫЙ (шаги убыстрил):

– Оба-на!

У, полно, мочи нет…

Я выстроил

всю полноту картины…

Кретины!

Опять не ту…

НТВ: – Нету Лерки – леркилеркилеркилер…

КИЛЛЕР:

– Молчу. Отомщу. Замочу.

Не стой под сифоном!

Не порть промоушен.

АФИША:

– Малер. Вторая симфония Моцарта.

КИЛЛЕР: (достает шмалер.

Стреляет. Мочится).

УПОЛНОМОЧЕННЫЙ:

(упал, намоченный.

И мокрые губы шепнули: “Демокр…”

Над теплым асфальтом струится дымок).

 

ДУХ ТЕЛКИ: – Сваливаем, Димок!

КИЛЛЕР: – Простимся, Лера. Я тебя любил.

Я выстрелом тебя освободил

от наркоты и темных сил.

Свобода – смерть…

Была ты слишком хороша

для жизни, пленная душа.

Но это скроем.

(Стреляется.)

Ситуация под контролем

выстрела в затылок.

 

Врачи вычисляют количество дырок.

 

Из одной, гелиотропом

и раскаяньем дыша,

струйкой дыма, точно штопор,

испаряется душа.

И белеют, далеки,

люди, как грибки-дымки.

 

АФИША: Мясковский. Фуга. Ты. Стравинский.

 

Над брошенной пушкой дымок струится,

как дыхание в тифу…

МАЯКОВСКИЙ: – Тьфу, трюизмы…

 

Лера! Дима! Как-то странно –

жить, любить – и больше никогда.

Неужели только порно-прана?

Неужели просто два дымка?

Ни души. Ни ДНК.

Нелюдимой стужи череда.

Жизнь. Небытие. Нирвана.

Никогда. Вернее – навсегда

 

------------------------------------------------------------------------

Найк Борзов

(ДООС – найкозавр)

 

Лоwадка

 

Я маленькая лошадка

И мне живется не сладко

Мне трудно нести мою ношу

настанет день и я ее брошу

Я маленькая лошадка

но стою очень много денег

И я везу свою большую повозку с

 того на этот берег

 

Мне хочется плакать,

мне хочется смеяться

Мне хочется прыгать,

валяться и брыкаться

Чтобы были друзья,

или хотя бы один

Но я работаю как вол,

в моей тележке …*

 

Я умру очень рано

и я знаю об этом

Может быть не весной

может быть ранним летом

Я люблю слушать песни

и костра нюхать дым

Но нельзя мне отвлекаться я везу …

 

Я устала ужасно

я хочу отдохнуть

Съесть мешков 10 сена

и надолго уснуть

Я хочу перелетным птицам

вклинится в клин

Но работа важней, за спиной …*

 

 

Мне противно и трудно

но нельзя отступить

Хоть и хочется есть

хоть и хочется пить

Мы когда-нибудь за это

в адском пламени сгорим

Но все это потом

а в данный момент …*

 

Мне обидно и капают слезы,

Когда мне под ноги кидают розы,

Когда люди на улицах

и в окнах квартир

Меня встречают и устраивают пир

на весь мир.

 

Мне рады даже малые дети

Мне машут даже деревьев ветви

Меня приветствуют все все как один

Я привезла им новый мир, я привезла … *!

________________

* Так, как в клипе.

Рисунок Галины Мальцевой

------------------------------------------------------------------------

Елена Кацюба

(ДООС)

 

 

Клоун лун

заглянул

в кольцо окруженья звездных ежей,

опутавших небо

проволокой колючих мерцаний,

где планеты-арестанты,

приговоренные к орбитам,

за преступления аномальные –

астральные,

измеряют периметр двора

вокруг Джордано Бруно.

Клоун лун

нырнул

в трубу Галилея,

скользнул сквозь линзы,

взглядом завис

над лагерем планет,

планируя побег заключенных

через черную дыру.

Но Джордано утек другим путем –

через солнечный костер.

Был bruno – коричневый, земляной,

стал горящим Джордано –

небесным Иорданом,

звездной рекой.

А клоун лун

колпак на уши натянул,

хохочет:

“Все мы –

пленники одной системы –

солнечной!”

 

Палиндромические иероглифемы

 

------------------------------------------------------------------------

 

Игорь Холин

 

Подражание тибетским напевам

 

 

Срезы

Заката

Закопаны

Глубже

Чем вера

В Киберу

 

 

Лишь точка

Сабли

Кустика

Мимо

Дожили

 

 

Попробуй

Луч Солнца

Не нужно

Заряд

Не сработал

 

 

Послушай

Зимы

Не стало

Пила ли

Хромала

Вода ли

 

------------------------------------------------------------------------

Алла Кессельман

(ДООС)

 

 

 

Лилия

Шея лилии –

Иешуа – гошеах –

шевелится чешуя

шелест шмелиный

ползет вверх

возвышается

вдох –

раскрылся шар

белой боли –

перевернулось воды колесо:

– Лилие элейсон

 

 

Балерины незримых ног

в воздухе рисуют фигуры

аро – ШАХ

аро – МАТ

ночь проигрывает

в черных движениях

белой ладье-голове

 

 

Разматывают языки аромата –

тело ночи гореть

Лилигии:

лиги светляков

соединяют молочные ноты

Разгорается серебряная месса:

 

Лилие gratias

Лилие sanctus

Лилие vobiscum

 

 

Per huius aquae et vini misterium

eius efficiamur vivinitatis concortes lilie

Лилие элейсон –

или елей, или сон.

 

------------------------------------------------------------------------

 

Юрий Арабов

 

 

* * *

Рыба вмерзает в лед, греясь под зимней луной.

В рот залетел снежок. Юродивый сыт слюной.

Медленный поезд спит в саване одеял,

в днище его стучит кочка, ухаб, провал.

 

Медленный поезд… Мысль движется в общем быстрей,

но и более гибко, упершись в лузгу костей,

в квадратуру круга, дилемму Фомы, и помесь

блудливости с мыслью тебя пересаживает на поезд.

 

Сомневаюсь, следовательно существую,

пусть поезд скрипит, и дом разорен вчистую.

Дернешь стоп-кран, прерывая безумство кочек,

поезд не встанет, а в руке останется молоточек.

 

Поезд не встанет, и медленное движенье

в железнодорожных харках, мазуте и натяженьи

верст заменит тебе опору,

не представимую зверю, ласточке и семафору..

 

При главном, сомнительном пусть, условии,

что едет лишь поезд, а ты погружен в суесловие.

Просто куда-то ехать, в неподвижности до истомы –

свойство нашего времени, и я испытал его сломы.

 

Просто куда-то ехать с места Пустое в город Порожнее,

скрывая в ладони сжатой растаявшее мороженое.

Взглядом вести дрозда и провожать церковь,

блеснувшую за оврагом, прослушивать дециметры

 

в транзисторе у соседа, в чае искать чаинки

и в коридоре, качаясь, идти, словно с вечеринки.

Поезд, зима и деревья, как из картона.

Бродят в кармане вихри… Авось, довезет до дома

 

------------------------------------------------------------------------

 

 

Мы живем в дни, когда вспоминается мрачная игрушка, — ослик, выпускающий из суставов  оси и хорды,

нежные стебли, их можно сожрать, перекусывая узелки.

У него образуются две челюсти на вращающейся морде.

Постамент, на котором он держится, — не шприц, но снизу надавишь, и он валится, как бруски в городки.

 

Мы читали о хлябях, но не подозревали, что горизонт на столько расшатан.

Земля бугрится, давит снизу на постаменты, словно ожили бурлаки подземных дюн.

В школе направишь лупу на инсекта, и он улетал, не приходя к прежним масштабам.

Над угольной кучей таращилась пара молекул, и мы узнавали ноздрями: юг.

 

Кто-то из нас положил фотокамеру на ночь навзничь, объективом в небо, стеречь планеты.

И воздушный шар застрял в сужающемся кверху колодце каменного двора.

Этот снимок сделала земля, теснящая постаменты.

... Когда пуговицу на тебе пришивают, закуси нитку, чтобы в памяти не осталась дыра.

 

И стали являться посланники в кинотеатрах, гимнастических залах и офисах.

Бестелесные, ощупью, шепотом они обещали связать ли, соединить...

Так ослепший классификатор Румфиус

на индонезийском острове гладил сухих чудовищ и нанизывал их на нить.

 

Постепенно все чада пучины предстали ему исполином из канувшего завета

(в акватории этой же рухнул вниз подбородком и руки по швам — Люцифер),

заполняющимся стадионом, где на входе обшаривают у турникета.

Рыбы пунцовые, как на ветру в мармеладных сутанах. Размытые старты Натуры. Сечения сфер

 

 

* Георг Румфиус, немецкий натуралист, ум.1702 г. на острове Амбон Индонезийского архипелага

 

 

------------------------------------------------------------------------

 

Вадим Рабинович

(ДООС – доосозавр)

 

 

TEATRUM CEMICUM

 

 

Последние ступени Королевского искусства, как и положено, остались за кулисами. Это multiplicatio (умножение), а также бросание (projectio) – активное “физико-химическое” соприкосновение с трансмутируемыми металлами. Вершится под эгидой Рыб. А я – как раз Рыба.

И потому всё это вершу я – неоалхимик и главный режиссер.

Theatrum chemicum. Так называется первый фундаментальный корпус латинских алхимических текстов, впервые увидевший свет в 1602 в Урселе (в четырех томах). Переиздан в 1613 году в Страсбурге тоже в четырех томах. Дополнительный – пятый – том вышел в 1622 году. Наиболее полное издание этого корпуса (в шести томах) осуществлено в 1659 - 1661 годах. В пору исторического избывания алхимии. Какова же драматургия в этом театре?

Сценический герой – вещество, но вещество смертно-живое, проходящее Путь рождений – умираний – воскрешений. От несовершенства к совершенству, от схваченного порчей свинца к беспорочному золоту. Это путь двенадцати ступеней Великого деяния в театре действий: от первого акта к двенадцатому под воздействием заданных внешних обстоятельств. Как водится на театре...

Сценический герой - вещество, но вещество смертно-живое, проходящее Путь рождений – умираний – воскрешений. От несовершенства к совершенству, от схваченного порчей свинца к беспорочному золоту. Это путь двенадцати ступеней Великого деяния в театре действий: от первого акта к двенадцатому под воздействием заданных внешних обстоятельств. Как водится на театре...

Но кто сказал, что свинцу непременно хочется стать золотом?! Почему театр в этой своей драматургии действия не берёт в расчёт свинцовость свинца, пренебрегая тем самым его самостью?

И здесь, если это так, должна начаться другая драматургия: внутриэнергийное самопросветление свинца, выявляющее его же свинцовость: в точечном – пульсирующем – времени собственной его жизни усилиями его самого. Не переодеванием, пусть даже искусно незаметным, а пресуществленческим, чудодейственным образом: его самого в его же самого. Сущностно самого.

Но это, как предположено, уже совсем другая драматургия. И она тоже в этом же театре (наряду с движением свинца к золоту). Это цвето-световые превращения живого вещества (любого), значимого самого по себе.

И тогда это уже театр одного актера, или, как у Фета, “ряд волшебных изменений милого лица”. (Вспомните колонну из чистого железа в Индии, столько веков не ржавеющую!) Железо и свинец в своей железности и своей свинцовости, волк в своей волчиности, а змея – в змеиности. Но совершенной змеиности и безукоризненной волчиности.

И тогда театр и в самом деле тает, избывая себя в алхимическом театре. Но только для XXI века в виду времени действия и действительности полнобытийственного мига жизни человека на Пути к себе, а не куда-нибудь... Но и куда-нибудь тоже – в сияющую – конкретную – даль. К себе, но и от себя. Купно. Вот какой этот театр.

Какой же слоган изобразить на черно-золотом занавесе алхимического театра? Может быть, такой: Lapidum Philosophorum, или краеугольный философский камень преткновения у Христа за пазухой?..

 

Theatrum Chemicum не тает,

Поскольку что-то в нём таят...

Не ртуть ли с серой сочетают

И по-латински говорят?

Так думал молодой повеса,

Ступая по стопам Гермеса,

Включая в рампах тайный свет

Под наблюдением планет.

О, caltinatio – ты Овен!

Coagulatio – Телец!

Solutio – начал конец!

Ficsatio – корпускул ровень!

А варка – coctio зовётся.

Лишь Львам всё это удается.

 

Ещё не всё... Mater'ья liqua

Для дистилляций хороша.

Она не сауна, не миква,

Зато легка, как entrechat.

A sublimatio – возгонка.

Весы ей правят. Дело тонко...

Для сепарации нужна,

И потому зело важна.

Ceratio восходит к воску.

Быть иль не быть? Вот в чем вопрос,

Как вдруг возник Уроборос

И бросил в печь фермента горстку,

То стан совьёт, то разовьёт,

А то совсем наоборот.

 

------------------------------------------------------------------------

 

 

Рисунок Михаила Молочникова

 

Алина Витухновская

 

 

Я жду у поворота Мясника.

 

 

Я жду у поворота Мясника.

Пожалуйста, снимите ужас торта!

Я выгляну наглеть из уголка

И обнаглею кончиком восторга.

 

Мне из пивной выходит изнывать

Товарищ выходок постыдных и наивных.

Внимаю яви, чтобы узнавать

Окрошку жизни в ротике противном.

 

Я жду у поворота Мясника.

А мальчик натирает мне ботинки.

Я выгляну наглеть из уголка

И навсегда застыну на картинке.

 

Мне торторот не эстетично чужд –

Дыра лица, набитая бисквитом.

Пожалуйста, снимите торта уж

Топориком (а можно просто бритвой).

 

Я жду у поворота Мясника.

Пожалуйста, снимите ужас торта!

Я выгляну наглеть из уголка

И обнаглею ужасом восторга,

(без головы)

 

Дырявым горлом воздухи свобод

Заглатывать для насыщенья тела,

Прозрачным быть, как смерть и кислород,

Забыть и голову, и логово, и рот,

Где торт торчал, молча торточерствело,

Где творчество творцов уходит к черт-

У той черты, где все осточертело.

 

Кто был я?! – мозговая чепуха,

Овал двуногий пахнущего теста

Я жду и поворота Мясника

Жизнь человеческая – увечность червяка

И вечность червякамер одноместных.

 

Не жди ее обещанных чудесных,

Жизнь выносима, если коротка.

Не уходи с назначенного места

И жди у поворота Мясника.

ЛЮБИТЕ СМЕРТЬ. ОНА ДЕЛИКАТЕСНА.

 

------------------------------------------------------------------------

 

Владислав Артамонов

 

 

Палиндромическая пьеса

 

Ледоход доход ел.

Генсек: “Оке снег

Надо!” Дан:

Кирки, крик

Там – мат.

“На, во бревно! Он вербован”.

Толпа. Плот.

Хаос: О! Ах! –

Мрут – штурм…

На дно или он дан –

Наган.

 

Подлец цел – до п…

Суки и кус –

Партия. И трап

Толпой – оплот –

Рабы. Бар:

“Отметь: тем, то

Иж, орден. И не дрожи”.

 

Гул затих. Охи… Таз. Луг.

ГУЛАГ – ига луг.

 

------------------------------------------------------------------------

 

 

Галина Мальцева

(ДООС)

 

Вариация на тему палиндромического словаря Елены Кацюбы

 

 

 

Анна Альчук

 

 

Стихи 2001 года

 

 

* * *

наземный пейзаж

 

ЗА(РЯ дом)

 

подводный пейзаж

 

за рядом

ряд рыб

 

война

 

заря дом

зарядом

 

* * *

на уличную рекламу

 

(ПОРА! ДУЕМСЯ)

надуваемся

ПАРАД УЕ

приветствуем стоя

роя

могилу

ликуем –

УЕМСЯ!

 

АДУ ли РАДУясь?

УДАли УДА?

 

Весна

 

КА пли(!)

ПО беги(!)

РУ чьи(?)

 

* * *

тема:

 

“отвори потихоньку калитку

и войди в тихий сад”

 

вариации:

 

1.

О ТВАРИ!

ПОТ ИХ(оньку) КАЛ(итку)

И ВОЙ!(див тих ийс)

АД!

 

2.

О ТВОРИ

ТИХОНЬ-КУКОЛ

ДИВ

ТИХИЙ САД!

 

3.

ВОР

ОН

ТИХ!

 

Алексей Шепелев

Тамбов

 

 

***

мухи

математически

вмонтированы

в метонимию

пластико-массовой

маточно-палочно-колбочной

фасетофорточной

метарешетки

 

лезвиями

если полезли вы

вырезали бы

различные личные

различия-мучения

из землистой этой стены

 

* * *

квартирант квартирой обезображенный

сидел и смотрел в одну точку

в аккурат на хозяйскую дочку

в засохшую замочную скважину

 

тот хватал

то хохотал

‘от бахвал!

 

допускаю тантру

в суицид верб

сунуться в двери

каюсь там труп

 

------------------------------------------------------------------------

 

Генрих Сапгир

(ДООС – стрекозавр)

 

 

Двойной свет

 

Бледнеет мир  С незримых гор

Меня  Пронизывает  Светом

Который  Свет  И тот Сапгир

Со мной  Беседует  Об этом

 

Из глубины

 

Смотреть на звезды  На свое родное

Из глубины такой…  Подробно вижу  Дно я:

Воронки борозды  Сойти с ума! –

Но это ведь  Париж  Не скалы  А дома

 

Кафе – аквариум  Бок о бок  Эти рыбы

В лучистом облаке  Дышать бы  Не могли бы

А я  Меня здесь нет  Не досчитав до ста…

Ничто рождающее!  Матерь – Пустота!

 

Лунатик

 

Пусть  Ничего не возьму  Своего-чужого

Как был наг  Даже тела  Тем более поношенное

Лет 70  Страшно  Врет! Врет!

 

Буду жить  Снова  На всякий случай

Иди  Плотью оденься  На младенца

Любуются  Ножки мои целовать

 

Говорят не по-русски  Где же я?  Кто же?

Это мама  Моложе выглядит

Где-то в горах  В городе слава  Богу  Это ковер

 

Памяти нет  Ни о чем  В лунный блеск –

Руки вслепую  Чем я рискую?  Ведь смерти нет…

Стой полуночник!  Ты – на карнизе!  Вернись

в комнату

 

Слово

 

Из  Слова  Прорастают  Все слова

Так за ночь  Появляется  Трава

В какую ночь  Блаженнейшей  Весны

Мы были  Произнесены

 

------------------------------------------------------------------------

 

Владимир Опара

(ДООС)

 

* * *

Два озера мутных глаз живущих в стекле.

Две тухлые скользкие рыбы увидеть хотят.

Но им не дано.

Два озера глаз.

И тогда увядающий разум

создает две картины.

Одна – свет и солнце.

Другая – отчаяние и мрак.

Две мертвые рыбы в потухших глазах.

 

Сентябрь 2000 г.

 

 

* * *

Руины равнины.

Равнины в руинах,

Россия в дерьме.

На Русской возвышенности возвыситься хочется мне.

Руины, равнины, Дух Божий летает,

Он все забывает возвысить равнину.

Возможно, он все поручает имаму, попу и раввину.

Но кто же возвысит равнину?

 

Февраль 2001 г.

 

Иуда Искариот

Рисунок Владимира Опары

 

Борис Лежен

Франция

 

 

Каин

 

 

Адам познал Еву, жену свою; и она зачала, и родила Каина, и сказала: приобрела я человека от Господа.

Вероятно, Ева зачала Каина еще в саду Едем, в самом центре Божественного Присутствия.

От Господа, напоминает она, рожден её первый сын. По милости Божьей, скажет она в переводе библейского сказания на французский язык Святым Жеромом.

В оригинальном тексте, на древнееврейском языке имя Адама не упоминается:

И человек / узнал / Хаву / свою жену /…

Божественный Каин становится земледельцем, тем, кто устанавливает вехи и проводит межи.

Ему открыто “невидимое” в нём самом, но он привязан к земле, живет чередой времен.

Мать Каина понесла вновь, и родился его брат Авель.

И еще родила брата его, Авеля.

Человек родился, появился на свет. Авель стал пастухом. Странник, обитель его – просторы пастбищ.

Он из полого рога извлекал воздушных птиц, чудесных в пении. Живя на просторе, не зная границ, по склонам гор поднимался к “невидимому”.

За полетом вибрирующих, певчих птиц.… К отцу…

В праздничный день огонь от приношений человека поднялся высоко, благоуханный дым исчезал в небесной глубине. Дым сгоравших плодов земли, собранных Каином стелился по земле. Это знак греха Евы, его матери. Землею Каин ощущает грех матери. Он наполняет его, его лик меркнет

голова падает на грудь

поникло лице его

Каин убивает Авеля. В мир пришла смерть!

Таинственное сплетение нитей вечных времен с золотыми крупицами земли в ткань, покров с отпечатком Тени Света.

Таинственный инструмент, сменяющий названия часов и минут на оседающую слюдяную дорожную пыль…

Адаму сказал Бог в раю эти слова о смерти:

возвратишься в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься.

Падает тело Авеля, вырезанное в камне и ложится… в камень капителей, возносящихся ввысь соборов…

Падает тень Авеля в прописи икон…

И в этом падении с бесследной траекторией Авеля к земле, в землю, вероятно то, что назовется позднее искусством…

возвращение в тело матери

и непрестанный беззвучный призыв к отцу…,

тревожащий память.

Прародитель ворочает в горле тяжелые камни сожаленья:

Я убил из-за раны моей, я убил дитё…

Слышима первая поэма – песнь человека. Это речь Ламеха, потомка Каина:

Ада и Цилла! Послушайте голоса моего; жены Ламеховы! внимайте словам моим: я убил мужа в язву мне и отрока в рану мне. Если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро.

 

 

Каин и Авель

Рисунок Владимира Опары

 

Кристина Зейтунян-Белоус

(ДООС)

Франция

 

 

* * *

Пути поэзии трамвайно вездесущи.

Через геенну огненную к райским кущам

ведут они порой. Дорога не страшна.

 

В словесном мареве мелькают люди, зданья,

душа укутана уютным бормотаньем

и параллельно рельсам движется она.

 

А на последней остановке мысли,

готовая поэма следует в депо, —

опять в душе царит переполох,

будто пройденный путь лишился смысла,

 

и проводами порванными вдруг повисли

все рифмы. Ты немеешь и уже не по-

мнишь, как сюда приехал и зачем, не по-

нимаешь... нет — все понимаешь. Ввысь летишь.

 

 

* * *

Exegi monumentum…

 

Ваятель сладкий мрамор гложет,

соленой глиной мажет рот.

Он души предков не тревожит

и не пускает в оборот.

Он сам все знает, сам все может,

из бронзы гулкой корчит рожи

и воск божественный кует.

 

Он все земные пьедесталы

утяжелить готов своим

дыханием… нет, не устал он,

хоть он непризнан и гоним, –

воздушней неба, крепче стали

его большие руки стали,

сражаясь с миром, споря с ним.

 

Пусть мир и победит, играя, –

он весь доверился судьбе.

Его забвенье не пугает:

он заработает в борьбе

пот, слезы, скрежет, запах гари,

ведь памятники воздвигает

он каждому… но не себе.

 

Поэт

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

 

Кунст-Камера    

Из истории поэзии

 

 

 

Александра Заболотская

Казань

 

 

Как сказал Маяковский

 

 

Когда я вспоминаю тридцатые годы, то мне кажется, что мы, молодые, жили точно, как люди будущего из “Машины времени” Уэллса. Жили, веселились, учились, дружили, любили, а кругом нас все время исчезали люди, наши знакомые. Объяснение было – они, оказывается, враги народа. Дальше уже объяснения стали не нужны, мы и так все понимали и ни о чем не расспрашивали, покорно как-то относились к этому и не думали, верить ли, что они действительно враги народа, или не верить. Смирялись. Я училась тогда в Первом московском педагогическом институте иностранных языков. Жила в общежитие на Маросейке в комнате на четырех человек. Мои соседки были девушки веселые, остроумные, активные комсомолки. Но это же был 37-й год. “Врагов народа” была уйма. Сама наша директорша Фрумкина оказалась членом контрреволюционной организации “Бунд” и исчезла навсегда. Обнаруживались и “враги” среди студентов. Сначала они исчезали ночью, незаметно, а потом за ними стали приходить и днем. Помню, поднимаюсь по лестнице на свой этаж, а навстречу мне дружок одной из моих однокурсниц в сопровождении двоих в длиннополых шинелях. Я спрашиваю: “Грибов, ты куда?” Он только усмехнулся нервно и пошел вниз. Я стояла, глядела ему вслед, а один из тех, в шинелях, весело подмигнул мне.

Вот в такой обстановке и получаю я письмо от закадычной моей подруги Тани. Она училась в казанском Пединституте и была, между прочим, активная комсомолка. Пишет, что у них больше, чем на половину комсомольцев “поданы сигналы”. И заканчивалось письмо такими словами: “И жизнь хороша, и жить хорошо”, - как сказал Маяковский и застрелился”. И это письмо я, наивная, бросила открытым на столе. Возвращаюсь, а передо мной сидит судилище из двух активных и сверхсознательных комсомолок (третья, поволжская немка Анна Лиза, правда, не участвовала). Мы, говорят, не можем молчать о том, какие настроения у твоих близких подруг, и считаем своим долгом передать это письмо по назначению. Я говорю: “Чем же я-то виновата, ведь это не я писала!” А они мне в ответ: “Раз твоя подруга тебе так откровенно пишет, значит она знает, что и ты так думаешь”. И передали письмо секретарю комсомольской организации института по имени Рудольф (сам он был из Прибалтики, но его фамилию я не помню). Мрачный, некрасивый, в полувоенной форме, в сапогах. Я с ним и не знакома была, поскольку в комсомоле не состояла. Вот тут беспечность с меня слетела, я испугалась. Неужто и моя подружка враг народа? И что мне будет за дружбу с ней? Вот такие мысли были у меня в тот момент, может быть, и нехорошие, но для человека того времени самые обыкновенные. Не то чтобы я верила, что Таня – действительно враг народа, но клеймо на ней поставлено, и верь или не верь – никакой разницы. К счастью, Рудольф не дал этому письму хода. Отдал его мне и сказал только: “Возьми и не разбрасывай, где попало”. То ли пожалел просто, то ли не до нас ему было, но для меня это окончилось без последствий, а Рудольф вскоре и сам исчез бесследно.

 

Михаил Бузник

 

 

 

1.

У всех тех –

кто узрел

на твоем холсте

взрыв ослепленного

Собора –

жизнь будет долгой,

ибо сокровенность

УЗНАЮТ:

глубину цвета

встречного.

 

2.

В уплотненном

мире – неожиданно

поглощенном

твоим синим цветом –

начинается вторичное

пространство

звука.

И непостоянство –

от себя убегающее,

обращается к тонам

преломленным палитры

Твоей.

В неприкосновенности

лучей зеркальных.

 

3.

 

 11 сентября 2001 года.

 

В невесомой белизне

Вселенной

могли исчезнуть

и краски

Веласкеса…

 

 

И стали бы они

точкой души

 

светящейся…

 

 

Но и самыми

глубокими

симметриями неба

они – исчезнувшие,

не укрыли бы –

выворачиваемой боли

приходящей.

 

----------------------------------------------------------------------

 

Лоренс Блинов

Казань

 

в стуПЛЕНИЕ втрЕТье тЫ

э п о с т а с ь

 

Фрагмент

 

 

ты не можешь присвоить себе Я другого; по отношению к твоему собственному Я оно – всегда – Ты; но есть еще нечто третье –  на самом краю

снаМи Ра

(Надпись на стекле)

 

 

Валерия Нарбикова

 

нИправильная речь

 

 

Может иногда реклама лучче кина. Особенно в кине по телеку, где кинов вааще бывают так редки, что даже их и не видно.

А в этой реклами все сказано про то, что кому-то нада, а не хочишь не смотришь, а не хочишь не нада... а в кине нада? Что смотришь то нада?

И пока там идет эта реклама по телеку, забываешь, что ты смотришь в кине.

Например, в этом каком-то кине какой-то невзрачный музжик загоняет какой-то-с

автомобильс, и потом выходят ребяты в реклами и говорят, что лучче пить пиво, а может они и правы? а может и тот музжик неплохой? хотя он в кине, а ребяты – в рекламес. Потом мальчик пьет кефир, девочка есть торт, потом кто-то мажется каким-то кремом в эпизодах, и кто-то из них что-то делает, вааще-та нет никакова дела до этих ребят, просто они, кажется, работают, просто кому-то кажется, что они хотят, чтобы и молоко пили, и там еще что-то про резинки и про прочее тожечь могомно чиво говырют.

А кины идут в уме. Вот одна кина, а вот еще одын кин. И там в этих кинах есть такая кина:

Там в этой кине – есть один эпизод: там один мальчик купается, а у девочки вааще ничего нет, даже трусов.

А так помимо кина они идут, и идут уже неважно куда, это не имеет отношения – к кому, к чему… имеет отношение вааще к чему-нибудь, потому что что такоеч реклама? может, даже то, что людям не нучно? вааще-та какое-то слово не из русского языка, а собственно на каком-то мы с вами говорим? даже уж и не знаю, вааще-та уж если хотите сказать, так уж скажите.

Ну и чиво там будет?

А будет там вааще-та то же самое примерно и там будют такие слова, в которых только разобраццы…

И люди делают то, чиво умеют, а после них другие люди делают то, чиво умеют.

А чиво они умеют-то? Они так просто не говорят…

И если люди говорят, что они чивото умеют, то может они знают про э т о, про т о, чиво говорят.

Они так долго жили на земле.

Может, им виднее…

только откудава?..

 

Игорь Ревякин

Специально для ПО

 

 

 

------------------------------------------------------------------------

ЛитературовИдение.

 

 

Олег Фомин

 

ВВЕДЕНИЕ В ТЕОРИЮ МЕТАФОРЫ И ПОВТОРА

 

 

При первом же приближении в русской, да и не только в русской, поэзии обнаруживаются две противоположные тенденции. Их условно можно было бы назвать линией метафоры и линией повтора. Для второй половины XX века два взаимоисключения — Кедров и Бродский. Первый в наиболее чистом виде представляет линию метафоры, второй — повтора. Но речь собственно не о Кедрове и Бродском. С помощью оптики теории метафоры и повтора можно было бы рассмотреть всю историю поэзии. Так, например, в эпосе о Гильгамеше доминирует повтор, а в псалмах Царя Давида — метафора.

Самое время оговорить, что “метафору” мы понимаем расширительно, именно как принцип, а не “риторический троп”. Также и повтор. Впрочем, о последнем столько сказано в лотмановских “Лекциях по структуральной поэтике”, что дальнейшие замечания здесь излишни. Гораздо интереснее метафизические и онтологические основания метафоры и повтора.

Всякая речь (ср. с гераклитовской “этой-вот Речью”) является, во всяком случае, в качестве аналогии, потоком эманаций из нетварного логоса, то есть представляет собой то, что у неоплатоников носит имя “сперматических логосов”. Эти истечения нисходят на бесформенную материю, выделившуюся прежде из Божества и бифуркационно отлучившуюся (что в рамках креационистских доктрин позволило говорить о creatio ex nihile). Речь сперматических логосов встречает на своём пути бесформенную материю, подобно тому, как свет сталкивается с преградой, а та отбрасывает тень. Тень — это зачатый материей мир форм, то, что образуется в результате обжига материи духом. Дух непознаваем, но и материя непознаваема как внутренняя, трансцендентная “тьма вещей” (кантовская ding an sich). Всё, что доступно познанию, так это разве что формы, по которым можно судить о духе и материи. Иными словами, дух и материя являются (про-являются) формами, но их чистое бытие непознаваемо, так как подобное познаётся подобным. Следовательно, формальное может познать лишь формальным.

Материя рвётся навстречу огню духа и это движение восходящее. Дух спускается на воды материи и это движение нисходящее. По сути, нету никаких двух, есть лишь один поток, познаваемый как двойственность выпуклости и вогнутости. Но выпуклость — иная вогнутость, а вогнутость — иная выпуклость. Все формы стремятся взойти к абсолютному духу (полюсу кристаллизации) или снизойти до абсолютной материи (полюса растворения). Эти движения как раз и называются поэзией. Формы поэтической речи (а всякая живая речь — поэзия, вопреки г-ну Мольеру, тогда как проза — искусственное образование), находясь в состоянии смежности с говорящим, способны стать “подъёмником” последнего. В случае волевого акта метафоры (совершенная метафора — инициатическая формула “то твам аси”, “то ты еси”) высвобождаются сущности, бытие-существование (мир наших форм) распознаётся как проявление Единого Ничто духа, к которому и восходит поэт. В случае повтора элементы, “рифмуясь” (повторяясь), взаимоуничтожаются, высвобождая чистые потенции материи, втягивая говорящего в воронку её Множественного Ничто (которое необязательно должно рассматриваться как зло). Метафора — тождество разного. Повтор — разность тождественного. Метафора подчёркивает родство всего со всем. Повтор показывает, что вещи не равны сами себе.

Таким образом, поэт несёт огромную ответственность за судьбы мира. Он втягивает всё окружающее его в движение вверх или вниз. Сочетание метафоры и повтора порождает прекрасные сами по себе, но онтологически безответственные формы. Это “быстрое колебание между верхом и низом”. И, в зависимости оттого, что превалирует в творчестве поэта, — метафора или повтор — как раз и происходит движение: либо вверх, либо вниз.

 

------------------------------------------------------------------------

 

Рисунки Константина Кедрова

 

Алексей Наталиin

 

К.А.Кедрову

 

 

* * *

МЕтамеТАфора – амфора ауры.

МЕТАметафора – аура амфоры.

МЕТАМЕтафора – метаморфоза

МетаПоэзии и МетаПрозы.

 

МетаМетафора – МетаГалактика.

МетаМетафора – МетаВосторг.

МетаМетафора – МетаДидактика

МетаЗакат и МетаВосход.

 

МетаМетафора – МетаВселенная.

МетаМетафора – МетаПокой.

МетаМетафора – МетаВлечение

И наслаждение МетаДушой…

 

12 мая 2001 г.

 

Анатолий Золотухин

Николаев

 

 

Метаметафора Инсайдаута.

 

К.К.

 

Жизнь моя –

мыльный пузырь,

Вселенная

расширяется.

Я ее надуваю

изнутри

геометрией

Лобачевского

и гляжу

радужно

в зеркало

внешней

действительности

на Риманово

пространство

жизни

во мне

извне

 

Татьяна Коломейцева

 

 

Черная лестница

 

 

Фрагменты

 

 

СЛЫШИШЬ?

…Шивелуч – вулкан yмерший…

“Ешь луну – или –

Лучше кофе выпьешь?

Знаешь--------------”

….

НебРежность – это когда

небо режут.

На части! Стальные вóроны!

И – (счастье!) –

поделили солнце поровну

да разлетелись:

каждый – в свою сторону.

 

Колокол!

      Колокол!

             Колоколки вселенной

             Зазвóнены – до выкрика!

Колокол!

           Колокол!

                       Колокол!

      Потолок мира – выгнулся!

 

         Лавою! Лавою! Лавою!

          “ I    L O V E    Y O U ”

            р а з н е б е с и т с я

 

                  – а впереди –

 

 

Марк Ляндо

 

Зеркалия

 

Фрагменты из поэмы

 

 

* * *

Зеркал пространства?

Или прострал зеркальства?

И что отражается в чем? В ком?

Оно – в тебе?

Или ты – в нём?

 

* * *

Или там – в зеркалах Пространства

Многие странства?

Где смерть – лишь

Перформанс,

А не окаянство?

 

* * *

Зеркадаль.

Зеркамиг.

Зерказорь.

Зеркалира,

Отражающая

Лик мира?

 

А времена? Они взаимоотражаются!

– Вот рефремы –

Рифмы времен

И на знакомого китайца

Похож фараон

На какой-то из иллюстраций.

Или это – из аберраций

Ума? И все поглощает тьма?…

 

Римма Казакова

 

* * *

Пространства взмыли и опустели.

Была – растенье, а стала – птица.

Пропало чувство своей постели.

Хочу на космос облокотиться.

 

Пропало чувство причала, дома,

все, что от холода отделяло.

И на диване, без одеяла

заснула, чем-то чужим ведома.

 

Там, где вздыхаю и пребываю,

любое может со мной случиться.

Дорогу странную пробиваю,

и всё – без края, а я – частица.

 

 

Жарко

 

Когда я маленькой была,

Я помню: жарко было.

И, жизнерадостного гола,

Я в трусиках ходила.

 

А взрослых аж кидало в жар,

Их зной сжимал в объятьях,

И мне их было очень жаль

В их пиджаках и платьях.

 

Теперь, как правила велят,

Прилично я одета,

И косточки мои болят

От жарких вздохов лета.

 

И лишь когда со мной любовь,

А не над умной книжкой,

Я становлюсь с восторгом вновь

Малышкой и голышкой.

 

Уснувший Гамаюн.

Рисунок Галины Якубовской

 

------------------------------------------------------------------------

 

Из архива ДОСа

 

Московский театр драмы и комедии на Таганке

21 марта 2001 г. среда

по решению Ассоциации поэтов

FIPA UNESKO

ВТОРОЙ ВСЕМИРНЫЙ ДЕНЬ ПОЭЗИИ

ПОЭТИЧЕСКАЯ ФЕЕРИЯ

 

 

УЧАСТВУЮТ

 

Константин Кедров

Елена Кацюба

Найк  Борзов

Алина  Витухновская

Михаил Бузник

Сергей Бирюков

Дмитрий Пригов

Вадим Рабинович

Вили Мельников

Вячеслав Куприянов

 

Музыкальная поддержка

Сергей Летов

 

 

ЗВЕЗДНАЯ ГОСТИНАЯ

РАДИОСТАНЦИЯ «МАЯК»

 

28 марта 2001 г. 21:05

 

АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ,

КОНСТАНТИН КЕДРОВ,

ЕЛЕНА КАЦЮБА,

МИХАИЛ БУЗНИК

Ведущая – ТАМАРА ПРИХОДЬКО

 

– Сегодня у нас в гостях – Андрей Вознесенский, Константин Кедров, Елена Кацюба, Михаил Бузник. Слово Константину Кедрову. Вы возглавляете ассоциацию поэтов. А что это такое, Вы нам сейчас и расскажете.

– КЕДРОВ: В 2000 году ЮНЕСКО, а, вернее, Всемирная ассоциация поэтов объявила Всемирным Днем поэзии день весеннего равноденствия 21 марта. И мы в театре Юрия Петровича Любимова вместе с Андреем Вознесенским, Еленой Кацюбой, Михаилом Бузником, присутствующими здесь, провели этот первый Всемирный день. А в этом году он уже распространился по всему миру. Мы опять провели День поэзии у Юрия Петровича на Таганке, организовали камерный литературный вечер в ЦДЛ. Что ж, ЮНЕСКО подарила нам замечательный праздник; спасибо им большое за это.

 

– Константин Александрович, у нас и в Москве, и в России инициаторами этих Всемирных Дней поэзии было общество ДООС. Что это за общество такое?

– КЕДРОВ: ДООС – Добровольное общество охраны стрекоз. Девиз: "Ты все пела – это дело!" Возникло оно где-то в 83-84-ом году, в пику ДОСААФ. Там – Общество содействия армии и флоту, а у нас – Общество охраны стрекоз. Здесь присутствуют, по крайней мере, три ДООСа – стрекозавр Андрей Андреевич Вознесенский, стихозавр – я и Елена Кацюба – одна из основательниц ДООСа.

 

– У нас есть сейчас возможность послушать, что думает о басне дедушки Крылова и о том, как она переосмысляется ДООСовцами, Юрий Петрович Любимов. Он сейчас находится в Будапеште вместе с театром, но прислал нам свой поэтический привет.

– ЛЮБИМОВ: Это шутка, игра ума: "Ты все пела - это дело!" То есть хорошо петь – это тоже дело. А то будет, как с Шаляпиным. Извозчик его спрашивает: "Чем занимаешься-то, барин?"– Он отвечает: "Я пою".– Он говорит: "Так это и я пою!" Так что петь – это тоже дело. Я вот 36 лет назад сразу начал в театре с поэтических представлений, где был Андрей. Первое представление называлось "Поэт и театр".

 

– Всемирный День поэзии Андрей Андреевич отмечал в Греции. И не где-нибудь, а в Дельфах, где живет Дельфийский оракул. Что он Вам рассказал?

– ВОЗНЕСЕНСКИЙ: С самого начала поездки со мной стали происходить чудеса. Когда я ехал в аэропорт, я забыл дома часы. И я обратился к девушке, которая продает часы в аэропорту: "Дайте мне какие-нибудь самые дешевые часы, чтобы я бросил их через неделю". И вдруг слышу сзади голос. Абсолютно не знакомый мне человек говорит: "Андрей Вознесенский?" – "Да". – "У меня случайно есть часы для Вас". И дал их мне. Зовут его Владимир Михайлович Баграт. Посмотрите, вот эти часы.

 

– Они удивительные: с двумя циферблатами.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ: Когда он мне их дарил, сказал: "Чтобы мое время было на Вашей руке".

– У Вас, я смотрю, один циферблат все еще по дельфийскому времени?

– ВОЗНЕСЕНСКИЙ: Да, это вечное время поэзии. Это было удивительное собрание поэтов со всего мира. Там был Лоренс Форенгетти, последний битник, такой одинокий волк. И был Алекс Бло. Это второй человек в мировом Пен-клубе, Василий Василикас, поэт и прозаик.

 

– Теперь, я думаю, Константин Александрович расскажет, что происходило в Москве.

– КЕДРОВ: У меня все время было чувство странного недоумения: по официальной-то версии интерес к поэзии, якобы падает. Это  противоречит  тому,  что  мы видим в Театре на Таганке. Более чем доброжелательная аудитория, при всей не обычности, неожиданности поэзии, потому то все, кто выступали, – поэты неординарные; они уже не те, к которым привыкли во времена, когда все было одновременно и доступно, и запрещено. А было запрещено, значит, манило. Сейчас вроде бы разрешено, но не манит... Новизна была еще в том, что мы пригласили на этот раз Найка Борзова. Мне показалось, что между так называемой попсой и поэзией существует какая-то тонкая грань, где попса кончается и начинается поэзия. Мы его даже приняли в ДООС. Он у нас теперь найкозавр.

 

– Одна из песен в исполнении Найка Борзова называется очень интересно: "Верхом на звезде". Мне видится определенная параллель с тем, что делают поэты, которые собираются на Таганке: осваивают мир, мироздание, звезды.

 

– ВОЗНЕСЕНСКИЙ: Есть великая русская традиция, которая в начале века была основана Хлебниковым. Тогда Хлебникова не понимали даже академики, сейчас, по-моему, его может понять второклассник, который общается с Интернетом и у которого работают ассоциации. Это стало сегодняшним днем. Поэтому, скажем, поэзия Кацюбы, ее очень тонкая словесная игра, понятна. Это только кажется, что Интернет губит поэзию. Может, Лена прочитает что-нибудь?

– Я думаю, то стихотворение, которое дало заглавие поэтическому вечеру в Театре на Таганке – "Театр тает".

– КАЦЮБА: "Театр тает" – это строчка, которая читается одинаково справа налево и слева направо. Буква "р" как бы точка стечения – так створки занавеса открывают и закрывают сцену:

Театр тает

закатным замком,

горящей слезой базальтовой

на щеке Везувия,

айсберга безумного

смертельной радугой,

дрожью занавеса,

разрывающего преграды,

между страхом и праздником,

между принцем и призраком.

Свечой восковой, чье пламя

живет в глазах,

глядящих на пламя,

театр тает.

– Когда мы рассказывали о том, что 21-го будет проходить вечер, мы сравнивали этот образ с весной, с таянием сосульки, так и театр тает, чтобы раствориться в этой весне.

 

– ВОЗНЕСЕНСКИЙ: Когда-то на Таганке был спектакль "Берегите ваши лица", он начинался моим кругометом: "Тьма, тьма, тьма, тьма, тьма, тьма, мать, мать, мать, мать, мать, тьма, тьма, тьма". Жизнь рождается из тьмы, мать уходит опять во тьму. Цензура зарубила спектакль, потому что это было непонятно. То ли Родина-мать для меня тьма, то ли кого-то посылаю к такой-то матери... Но никто не мог понять, что это философская вещь, что это самый, по-моему, длинный и одновременно короткий стих в русской поэзии, потому что его можно читать бесконечно. А палиндром – тоже загадка. Сейчас Россия пытается заглянуть в прошлое, в капитализм, – и это тоже какой-то исторический палиндром. У Лены есть удивительная книга…

 

– КЕДРОВ: Это Первый палиндромический словарь. Андрей Андреевич очень хорошо сказал, что это как бы итог не только поэзии 20-го века, но и 19-го, пожалуй. Потому что язык, видимо, задуман Господом как палиндром. И, наверное, даже не столько как палиндром, а как анаграмма. Вот, скажем, слово "свет" и "весть", состоит из одних и тех же букв, только переставленных. И путем перестановки этих звуков все и образуется. Лена уже сделала Новый палиндромический словарь. Тем самым она перетряхнула весь язык, и он вернулся к изначальному, на мой взгляд, замыслу Творца – вот каким он был создан. Это потом он стал такой неуклюжий, корявый, необратимый....

– Линейный?

– КЕДРОВ: И линейный. А тут он многомерный. Мы привыкли, что рифма в конце, а в анаграмме получается, что рифма – везде. У меня есть сочетание "звезда везде". Тоже состоит из одних и тех же букв. Это и есть современная анаграммная палиндромическая рифма. Я полностью согласен с Андреем Андреевичем, что палиндромический словарь – не просто словарь, на самом деле это поэтическое произведение, какая-то двойная театральность, двойная поэтическая мистификация. Те, кто примут это за словарь, нечаянно прикоснуться к поэзии. Те, кто примут это только за поэзию, нечаянно прикоснутся еще и к изначальным философским глубинам.

 

– Поскольку мы заговорили об Интернете, о компьютере и Андрей Андреевич авторитетно заявил, что они вовсе не мешают поэзии, а даже помогают, мы сейчас и посмотрим, как компьютер помогает любви.

– КЕДРОВ: Должен признаться, что, когда я написал в 83-м году “Компьютер любви”, компьютеры еще не были так распространены. А компьютер – это человек, так мы устроены.

Небо – это высота взгляда.

Взгляд – это глубина неба.

Боль – это прикосновение Бога.

Бог–- это прикосновение боли…

Человек – это изнанка неба.

Небо - это изнанка человека…

Расстояние между людьми

                                  заполняют звезды.

Расстояния между звездами

                                     заполняют люди.

(«Компьютер любви» на видео)

– СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Если не удается какая-то строчка или что-то иное в стихах, сны помогают Вам?

– ВОЗНЕСЕНСКИЙ: Раз мне приснилось стихотворение, я проснулся, записал его, но утром никак не мог вспомнить, что это такое. Это стихи в "Юноне" и "Авось"; они читаются как сага. "Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду". Вот мои "сонные" стихи...

 

– Я хочу спросить наших радиослушателей: знаете ли вы такого поэта – Михаила Бузника, который пишет необычные стихи? Константин Александрович, Михаил все-таки возрождает какой-то жанр, или это новаторское творчество?

КЕДРОВ: Видите ли, если библейские изречения рассматривать как новаторство, то и поэзия Бузника – новаторство. Конечно, это могло быть написано только уже в конце 20-го – начале 21-го века. Но традиция исповедального, священного для автора текста, который глубоко, мистически чувствует и относится к слову совсем не так, как это сейчас принято, cсуществует тысячелетия.

 

– БУЗНИК:

И был рядом полет ангелов,

вокруг мысли, возвестившей:

когда исчезнет время,

то мир наш вернется к точке,

из которой мы в духе явлены.

Ночной поезд вез в Париж сны.

Рассвет оловянил Сену.

Множились скорости

мгновенных лучей.

И совсем новое представление

о непокорном

дробили неведение души.

 

– СЛУШАТЕЛЬ: Андрей Андреевич, что Вы больше всего цените в людях, и каких качеств не хватает у Вас?

ВОЗНЕСЕНСКИЙ: Мне многих качеств не хватает. Но этот недостаток, может, компенсируется тем, что я иногда пишу стихи. В людях я ценю риск, прежде всего риск и степень постижения прежде всего самого себя.

 

– КАЦЮБА: Я хочу ответить на тот вопрос по поводу цитаты Мандельштама о стиховой и поэтической неграмотности. Все упирается в одну очень простую вещь. Так же, как, скажем, неграмотность по поводу симфонической музыки. Для того, чтобы ее понимать, надо ее просто слушать. И никаким другим путем ее понять невозможно. Вот так же и с поэзией. Поэзия – это одновременно и театр, и музыка, это общее действо,   оно   идет   непосредственно от  сердца к сердцу, когда вы слушаете поэта. А теперь прочту что-нибудь из палиндромов.

– Может быть, "Еву"?

– КАЦЮБА: Начнем от сотворения мира.

"Зеркало Евы".

Аве, Ева,

ума дай Адаму.

“Рад я, ем змея дар”.

Но мед – демон,

небу бубен,

ночи бич он.

“Я аркан-звезда, ад зев знак рая.

Я луна нуля,

ада к раю аркада”.

Узор ангела лег на розу,

нежен,

летел,

лад Евы ведал.

В аду зло полз удав.

(Посмотреть видео)

– Андрей Андреевич, наверное, Лена обладает этой смелостью, желанием рисковать, чтобы вот так понимать слово и так владеть им. Этим стихам свойственно то, о чем Вы говорили.

– ВОЗНЕСЕНСКИЙ: Безусловно.

 

– Андрей Андреевич сейчас нам тоже прочитает свое стихотворение.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ: Я прочитаю вступление к "Девочке с пирсингом"; оно начинается: "WWW. Девочка с пирсингом. ru. Стихи и чаты третьего тысячелетия”. Помните, в Интернете был вирус "I love you" ? С этим вирусом боролись. А я написал стихи:

"I love you".

Вся общественность взъярилась.

Я вирус,

но я видал общественность в гробу.

Я вас люблю,

люблю с зубцами ласточкины стены

И платья твоего арбуз и вырез…

"Я вас люблю" – так плачет над Манежной

комарик, малярийный херувим.

"Я вас люблю так искренне, так нежно,

как, не дай Бог, любимой быть другим".

 

– КЕДРОВ: Я прочту исповедально звуковое – “Миредо”:

В бесконечности есть зазор из розы,

разверзающий другие миры,

где все слезы сливаются

в одну соль,

где все ноты сливаются в одну – соль.

Где у-ми-рают ми-ры из ми

и до-носится "до"

до "ми"

из мембраны синего "си".

Я весь из раны

внутри мембраны.

 

 

Полностью текст беседы можно прочитать на сайте радиостанции “Маяк” (архив).

 

Андрей Врадий

(ДООС)

 

 

Я все работаю себе и работаю

как будто бы мне заняться больше нечем

но я работаю и работаю сосредоточенно так себе

работаю себе как будто работаю

и важничаю будто работаю себе и работаю

как будто работаю над очень важным и работаю

и себе себе и работаю и так и эдак работаю

как будто работаю и меня нельзя щекотать

потому что я работаю себе и работаю себе

так плотно как будто работаю и не оторвать меня от этого занятия

потому что я работаю и себе себе и работаю и работаю так

что жуть как

будто работаю на работе

и работаю правильно

и точно работаю себе

как будто работаю уже лет десять

и работаю и себе себе и работаю и работаю себе

с очень умным лицом

будто работаю и словно работаю себе

будто сам по себе работаю как будто работаю

и получаю космические суммы за то что будто бы работаю

и себе себе и работаю и работаю угрюмо и неспеша

как будто работаю

круглый год работаю себе и ничего плохого не делаю сам

как будто точно работаю и работаю

и себе в норку все

и работаю и работаю как будто люблю поработать

и себе работаю и все себе работаю

и хоть бы я поработал бы да успокоился себе

так нет же

работаю себе и работаю и работаю и работаю и работаю себе

быстро и качественно так

аж противно

как будто работаю и работаю себе и ем и опять работаю себе

как будто работаю

и точно работаю по сторонам злобно поблескивая себе

цепкими глазками

и работаю и работаю себе как будто работаю

но на самом деле я пишу

так неторопливо себе пишу

и пишу этот текст

и пишу

пишу

пишу...будто работаю... ...

как будто...

...пишу... . ..

будто... ...работаю...

 

Elsas

(Елена Сазина)

Германия

 

ТЬ

 

Нить итти по тони нитной

Ни клонится ни склонятся

Белозрачные светила

Теплокровные ладони

Пустоту неся в пригоршнях

Стебли ног передвигая

Тростником шурша по жилам

Кровеносными корнями

Коренить живую плоть

Веер пальцев распуская

Гладить струны нервных клеток

Плавно медленно степенно

Сухожилий ствол древесный

Теплым потом поливая

Родниковыми ветвями

Вены льются вереницей

Клювом рта крыльями птицы

Словом слыша запах видеть

Раскидав по плечам нити

По плетеной тонкой нити

Нитти нитти нитти идти

 

 

Снегасвет

 

и

когдаягляжумолчавокно

явижу

светаснег

светится святится снег молча

снежится нежится снег молча

снегой светом веется тянется

кружится таится топится томится

томной истомой полонится полнится

тьмою топленой пленится стелется

светится снегасвет

негасвет

егосвет

освет

свет

вет

 

Анжелина Полонская

 

La puerta de Katedral

 

 

Городские ворота прикрывают заплатой главный вход в Кафедраль,

где скульптор тело (подобие своего) приковал, гвоздями,

чтобы медленно умирать; рыбу чистили женщины под мостом:

февраль

делал пальцы их толстыми, словно клешни рака в песчаной яме.

 

Рыбьи жабры уносило течением, искалеченные плавники,

пока он работал по стонущему металлу, меняя плоскость

полого человека, приподняв запястье правой его руки,

восходящее к небу, тряпицу на бёдра ему набросив...

 

Поднимались туманы, рисуя на стёклах лавочников вензеля,

в опустевших глазницах – луны, как ласточки в гнёздах, жались;

под мостом пахло сливовой водкой, и вряд ли

вспышки камер унесли на плёнке что-то кроме немого: "сжальтесь".

 

Вскоре запил скульптор, бросил дело, гидры завёл мотор;

лёд на вьющихся горных дорогах, лисье ли пламя виски?

Апельсиновые фонари, у ворот нищий, несущий вздор,

выворачивает карманы, собирает в ладонь и долго пережёвывает

горстку риса.

 

1 октября 2000   

 

* Ворота Собора

 

Вячеслав Куприянов

 

* * *

сто тридцать миллиардов

триста девяносто четыре миллиона

семь тысяч восемьсот двадцать шесть

мазков невидимой кистью

потребовалось природе

чтобы набросать этот пейзаж

художник же обошелся

всего тремя тысячами сто

двенадцатью мазками

а пятьдесят пять посетителей выставки

обратили внимание

только на цену

которая им показалась слишком высокой

 

 

Сон Зощенко

 

Перед восходом солнца

Волны моря

Выходят на берег

Огромными огненными тиграми

Они наполняют мой дом

Запахом солнца и моря

Они спасают меня

От сонма унылых ниших

У моих дверей

Нищие у моих дверей

Не дают мне

Выйти

К морю

 

 

Михаилу Зенкевичу

 

Старый поэт в метро

(случайная встреча)

старинный поэт,

белый,

как череп мамонта

среди суеты

он мне говорит –

– Блок мне говорил, –

он говорит,

и только я его слышу, –

- А я говорил Гумилеву –

он мне говорит,

белый,

как череп мамонта,

среди суеты,

и только я его слышу,

я киваю ему

пустой молодой головой

и мимо гляжу

на колени

куда-то спешащих женщин…

 

------------------------------------------------------------------------

 

Французы из ДЕПО

 

 

«Поэт» – скульптура Бориса Лежена,

Символ поэтического фестиваля в Сорбонне

 

 

Мишель Бютор

 

Мир перевернется,

А мы выживем

(Фрагмент)

 

Предписание. Должен ли

Военный в эполетах, ободренный угрюмым диспетчером, дать сигнал к орошению почвы градом и огнем, смешанным с кровью, сжигающей треть полей и треть лесов и все луга?

Вой.

 

Обвинения. Должен ли

Комиссар в галунах, подгоняемый зловещим контролером, снять телефонную трубку, чтобы огромная воспламененная масса, словно вулкан, упала на море, треть которого стала бы кровью, и погубила бы треть морских тварей и кораблей?

Рев. Рубильник.

 

Свидетельства. Должен ли

Лейтенант в орденах, направляемый жутким инспектором, запустить производство, чтобы гигантский огненный шар превратил в непригодную для питья горечь треть рек и источников?

Бесконечные речи. Выключатели. Бактерии.

 

-------------------------------------

 

Андре Вельтер

 

При вратах Иерусалимских

 

Бесстрашие держит страх

на расстоянии, ветер –

это свет, движение, слово

кочевого сознания

в войне его против времени.

 

мир молчания слышен

в неподвижном теле

каменного часового,

у которого на челе

сказочный саван.

 

Пришедший сюда увидит

только одно пространство

внутри себя – разбитую

пульпу костей и язву

разлуки: следы и меты небытия.

 

Недостаточно

смертная, но наблюдающая

душа лишена ожидания

и некогда чутких богов: пророки

опустошены пустыней, –

они заплатили ей кровью.

 

Пространство свободы, пусто –

никто не вздымает пыль,

никто не ропщет в надежде

опять увидеть, как прежде,

потерянную, воскресшую, опрометчивую любовь

 

-------------------------------------------

 

Ваэ Годель

 

Слово и молчание

(Фрагмент)

 

 

улица слова – сквер молчания – башня слова –

ограда молчания – двери слова – ступени молчания –

терраса слова – подвал молчания – рынок слова –

музей молчания – гостиница слова – ночной клуб молчания –

памятник слова – родник молчания –

(происхождение: слово… предназначение: молчание)

 

галереи слова – сады молчания – розы слова –

виноград молчания – мед слова – вино молчания –

испарение слова – благоухание молчания –

(фамилия: слово… родной язык: молчание)

 

пучина слова – вершина молчания – кровь слова –

пот молчания – надкрылья слова – усики молчания –

тернии слова – каменья молчания – снега слова –

угли молчания – признаки слова – следы молчания –

(“слова… требую слова!”)…

 

-------------------------------------------

 

Жак Даррас

 

Позиция стихf

(Фрагмент)

 

 

он сидит

нога на ногу

он видит мир

он видит белые цветы клевера

он видит красную черепицу клевера

он видит квадратик серого неба

он мира не видит

он сам себе мир

он может переместиться

он может встать

должно быть отойдя от стола

он приобщится к кухне

к остроте металла ножей

к колкостям вилок

к кипенью кастрюль

он должно быть отрежет от мира кусочек

он должно быть будет вгрызаться в мир

с жадностью

здесь он мир постигает зрением пальцев

раскладывает на счетах клавиатуры

пишет партитуру

партитура называется миром

это пьеса в тональности соль минор

в мажоре неба с черепицей диезов

в белом клевере

в скрещенных ногах

клавиши на клавиатуре сплошь черные

не трогайте клавиш пожалуйста

стих сидит

стих погружается в процесс самопознания

стих написан по-французски

а клавиатура германская

made in germany

это клавиатура adler

стих француз

это чувствуется

в манере сидеть

стих не взгромоздился на мир

стих сидит в кресле

нам видно кресло

нам виден уголок мира

но видно также и кресло

это пикардийское cadot

это традиционное cadot из плетеной сломки

это крестьянское cadot…

 

----------------------------------------------

 

Элен Дорион

 

Похищенная местность

(из новых стихотворений)

 

* * *

В центре всего мироздания – дом

а вернее – сад: борозды,

которые ты прокладываешь, заступ души,

которым ты переворачиваешь к себе солнце,

капли дождя на едва появившихся

лепестках. В сердце этого мира –

плоть, закопченная именем, театр вещей,

которые ты пускаешь по ветру.

 Какая птица родится

из раненной птицы? Что ни день

ты опять существуешь – представим же землю

под ногтями, цветущее древо времен,

небо, выросшее в окне, благословенный жест.

 

---------------------------------------------------

 

Мишель Деги

 

 

Движение мира

 

Ну и как она жизнь такая невечная?

Была ясность Была тайна

Потом настало это

Была тайна Была ясность

Бытие оказалось этим

Была тайна Была ясность

А потом дежурным блюдом стала планета

 

Что окажется силой слабых если не это?

 

 

Из книги «Энергия отчаяния»

 

Я усадил красоту тебе на колени, взял полотна твоими моделями, их в тебе перекрасил и сравнил с тобой, так похожей на разные фрукты в “тихой жизни” Поля Сезанна.

Любить тебя – это значит перевернуть АфродИту ВелаСКеса, лежащУю на Спине, коСнуТься леВОй, покрасневшей груди Богоматери с полотна старого мастера, это значит набросить одежды на Маху Гойи, поднять сидящую женщину Гогена, усыпить ничком, как лежит, обнаженную МОдильяни из музея совРЕменнго искусства, это значит зарыться в простыни, утоляющие боль, и ползти, и ползти, ползти к “Происхождению МИРА”.

 

---------------------------------------------------

 

Жак Изоар

 

Все, что нужно

(Фрагменты)

 

 

Речь – это сплав

сажи с водой:

поднимается мятеж,

подряжая спрутов,

морских ежей.

Ну же, тело,

наслаждайся и ты этим зимним днем!

 

Речь – это космос

земли и воды:

веселые крабы,

крохотные моллюски.

Ни к чему

добавлять туман

в рог изобилия

 

После слов,

ты уже не найдешь

ни пыла, ни хмеля, –

они всего лишь

капля чернил,

капля миража.

Пусть их впитает

эта бумага!

 

---------------------------------------

 

Клод Мишель Клюни

 

Одолжи мне лицо,

Чтобы я научился

Видеть себя

(Фрагменты)

 

 

Другой приходит – пришел –

другой кто освободит твои тени

решая – кто знает? – неравенства видимости

 

Большой палец или шпатель

вскапывает глину откуда ты приходишь

или куда вернешься

Гончар непознаваемого

таится в сердце предмета – еще не родившегося

но уже наполненного капля за каплей влагой времени

Амфора из которой утоляется жажда жизни

 

В летке лини лицо звездится

будто небо запертое в себе самом

отсчитанное пространство бытия

бедность почти раскрытых секретов

И хуже: чувства

 

А сам-то ты боле ли правдивая маска

нежели те что носил прежде?

 

Навсегда: иллюзия представлять себя вечным

 

Лучинки бытия создают видимость

даря тому кто видит воображаемую правду

 

Лишь искусство переживает свою правду: стиль

 

Если ты встретился с собой

обнаженным под золотом которого ты не имел –

узнаю ли и я себя прежде

чем меня запечатлеет

это искусство которое творит видимость

превращения в самого себя?

 

-------------------------------------------

 

Жан-Мишель

Мольпуа

 

Нижнее небо

(Фрагменты)

 

 

Склонитесь и прислушайтесь. На краю колодца теплый, розовый кирпич разрушается от веревки, железного ведра и солнца. В глубине – песни, крики, колокола, столько слов, бесконечно хранимых в тайне. И голоса, будто голоса мертвых, зовущие вас, когда вы приближаете ухо, зовущие издалека, как бывает, когда слушаешь море в глубине ракушки. Склонитесь еще. На дне этого колодца – рот, глаз, ваше лицо, может быть, ваши легкие. Вы слышите это дыхание? Сюда часто приходили поплакать. Будто шторм на озере слез! Монетки или слова, которые вы туда бросите, не всплывут, – даже молитва уйдет в глубину. Потому что там, внизу, в дивной каменной оправе – Лазурь. Голова кружится от этого глубинного ветра, который впитывает в себя всю голубизну неба и все ваши мысли. Не слышно никакого божественного дыхания, но лишь отсутствие, полная пустота, которой созидается все и разрушается все.

Склонитесь. На краю колодца молчит теплый камень. Он так жаждет вашего тепла и звука вашего голоса. Это ощущение тяжести тела – как поцелуй жизни. Не так ли в любви ночь плоти и ночь души взаимно поддерживают друг друга?

Я бы сказал еще: колодец – чтобы сбросит туда вашу одежду. Колодец наготы. Обнаженный камень с обнаженной водой, точно статуи богов окрест фонтанов…

 

-----------------------------------------

 

Ив Мабен Шанневьер

 

Из книги «Воспоминание из возможного времени»

 

 

Не нуждается взгляд ни в лице, ни в картине, –

он без образов жить приучается ныне,

 

насыщаются взгляды придуманным телом,

приглашают радушно пугливые руки,

побуждают сомненья, приходят к согласью

сдаться тихо и с пользой в осаде желаний,

 

ничего не меняется, сладки химеры,

это ты на ходу сочиняешь расчеты,

ключевые слова, предрешенные жесты,

разувериться больно, но боль мимолетна

 

только чувства нет-нет и стремятся излиться,

но не зная, на что, угасают, как звезды,

 

между голосом старшего и голосами

всех других, солидарных в своем подчиненье,

диалога достаточно, чтобы понять,

как смещаются правила в играх без ставки,

 

старший левой рукой прикрывает глаза,

жертва пальцем своим указует на сердце,

он без жалости бьет, а она умирает

без печали, все завтра опять повторится,

 

в виртуальных мирах тот же самый источник

споров памяти, сшибки воспоминаний…

 

------------------------------------------

 

Пьер Остер

 

Стих семнадцатый

(Фрагменты)

 

•

 

[...] Я уже никогда не смогу забыть ни эту звезду, ни ночь.

День просачивается в дома и стыдливо стекает по ставням сонным,

И стон, который я слышал, стает божественным стоном.

•

Друзья богов, друзья этих стен, к их помощи я взываю...

На камне, врытом наполовину, соль осела - и вот

Пред вещным миром, пред собственной тенью жалость меня гнетет.

•

И простота иного наречья мне является, словно в грезе:

Взгляд проникает повсюду, куда остатки весен и зим унесло.

У покоя мирных домов земля одалживает тепло.

•

А вечером тишина похожа на лицо любви моей своевластной,

И я познаю в забытьи, что нежность никогда не бывает напрасной,

И что если нужно вновь умереть, чтобы вновь родиться,

                                                                 когда умирает ночь,

То лучше всего умереть, лаская малый листочек...

•

Любое присутствие мне во благо...

                              И лист становится пряным, как в мае,

Если я в пальцах его перекатываю и в ладонях его сжимаю,

И, на коленях стоя, вдыхаю его аромат... Он такой живой!

Запах водорослей и соли объединяет меня с глубиной.

 

-------------------------------------------

 

Мишель Муро

 

Фотографический ропот

 

*

Вид на руины (его высота

отмечена) – примыкает к городу: к речи.

глаз бредит – памяти некуда

спуститься, упасть. красная тень

согнута 40-градусной жарой. шум исключен.

Кто из них – город или руины –

замыкает другого, сном ли, молчаньем?

Надгробье – лежащий: себя крадет

У собственной смерти, исправляя ошибку.

Свет, нагой свет все залил – и всюду жабры.

 

*

Вероломство мига: небо – дыра.

трава, пережив грозу, наполнена

подобьем агрессии. немые моторы

стучат в словах, над городом – сон.

снимок: лоскут отсутствия, коршун.

То ли рождается полуостров.

то ли скрипит, открываясь, окно.

так растет кожа – вне воплощенья.

может быть, возвращается небо, отражаясь

на прямоугольной стоянке останков.

 

----------------------------------------

 

Всех  перевел с французского Михаил Яснов

 

Вячеслав Мешков

 

Дети Арбата,

или

Арбат 1938 года

 

 

Фильм. “Арс”. Срам: лиф!

“Углов! Углов” “Волгу-Волгу”!

Даешь лад!” Дальше – ад.

А вот ум – мутота.

“Киров – да!” – “Кинь ров, дворник!” – “А дворик? –

Тень, лед…” – “Историк я”. – “Якир отсидел?” – “Нет”.

Милецанер РОВД Моджаков: “В каждом двор-ре нацелим!

Наган

теребу!” Уберет

Ежов ево же.

Дед

Нил (АТС): “Сталин!”

Мишель К.: “К лешим!

Сюр а lа рюс!”

Ле Зуан: “На узел!..”

А кнут потрошил. Лишь ор топтунка.

Февраль 1998

 

*“Арс” - название кинотеатра на Арбате (д.51).

АТС, узел – Арбатский узел связи с первой в Москве АТС (Арбат, д. 46).

 

 

К разгадке арбатского феномена,

или

С чем рифмуется Арбат?

 

Фрагменты их книги «Арбат предо мною..»

 

 

Есть мнение, что никакого феномена Арбата не существует, все это только легенда, миф. Дескать, если собрать все, что написано, например, о Тверской, о Невском, о Дерибасовской, выйдет не меньше того, что создано арбатским вдохновением.

Но в том-то и дело, что меньше! Даже если сплюсовать все названное и прибавить к этому, скажем, Крещатик и Монмартр. Главное же не в количестве. В существе.

Почему мы, читая у Вадима Шершеневича:

Но пока я не умер, простудясь у окошечка,

Все смотря: не пройдет ли

по Арбату Христос…

– чувствуем: “по Арбату Христос” – это хорошо, а по Мясницкой Христос, по Полянке, по Солянке Христос – это уже безвкусица. Вот по Лубянке Христос – это было тоже к месту; именно потому, что Лубянка, как и Арбат, – тоже миф, тоже легенда. Страшная легенда. А по Ленинскому проспекту Христос, по Шарикоподшипниковской Христос – это можно представить только на картинах Оскара Рабина.

Еще в 1788 г. князь Дмитрий Петрович Горчаков рифмовал “Арбат – ад”:

Идти ли к Тройце на Арбат,

до полу спину нагибая,

и, людям рай в глазах являя,

внутрь сердца сокрывати ад

Еще красноречивей оказывается Сергей Соловьев, отмывающий в средиземноморской волне сандалии от грязи арбатского фарисейства (1912):

Забыт, забыт московский ад:

передо мною не Арбат

с его густым зловонным мраком…

Туманом желтым и гнилым,

все застилающим, как дым,

с толпой, привыкшей к вечным вракам…

Тогда еще никто не знал, что спустя десятилетие тысячи русских эмигрантов по всем свету будут вспоминать об Арбате,

как о потерянном рае подобно Дон-Аминадо  (А.Шполянскому):

Утро. Звон. Благочиние.

На уличных вывесках – яти.

А небо такое синее,

как в раю… и на Арбате.

Плач эмигрантов всех “волн” об Арбате – это отдельная большая тема. Так же, как и вздох об Арбате москвичей – узников ГУЛАГа. Например, Даниил Андреев, написавший во Владимирской тюрьме (1950 г.) стихи с потрясающей рифмой “Арбатам – борьба там”.

А наше время выдало строки, прозвучавшие в КВНе:

Не ходите на Арбат,

а арбайт, арбайт, арбайт!

Тут сами собой напрашиваются строки из стихотворения А.Вознесенского “Демонстрация языка”:

Так, беся современников,

как кулич на лопате,

константировал Мельников

особняк на Арбате.

Для кого он горбатил,

сумасшедший арбайтер?

(2002)

 

--------------------------------------------------------------------

Рисунок Алены Мартыновой

(ДООС)

 

Ольга Ильницкая

 

 

* * *

Булгарати фармиди фа фирано

дю кестари нехт

Сиктэ бионе ком иль маре

мускулюс солиус мускулюс орбиталис

мускулюс гастракнемиус

Спина илиака онтериор ор супериор

мускулюс орбиталис

дигитарум минимарум ди бескаро

ну хати яшм дю гистара ли раки да си

Мо фара рея то чидж чя ха!

Дигити миними

Фингара та чжа ча гуран –

и это все я,

я, стоящая перед вами

на табуретке

 

1996

 

 

Поэзию молчанием продлить

 

Поэзию молчанием продлить

Просыпаются камни.

В них не было смерти.

Из птиц вырастает небо.

Из-под ноги вырастает дорога.

Я расту из своего сердца.

Смерть это тихий мальчик

с поющей птицей в руках

 

2002

 

------------------------------------------------------------------------

 

Александр Чернов

Киев

 

Не играет кофейный оркестр,

мои уши не слышат мелодий,

я смотрю на часы, как все люди,

у которых к часам интерес.

 

В электрический корпус часов,

в механизм с меховою изнанкой

я вставляю себя спозаранку,

постигая основы азов.

 

Мой зрачок превратился в мозоль,

путешествуя, как по болоту,

в насекомом кругу циферблата

по двенадцать часов.

 

Только сдвинется стрелка едва

на часах в этой самой кофейне,

оживает, как будто в скафандре,

удалая моя голова.

 

И тогда, подражая Луне,

циферблат на стене корчит рожицы

или стрелки, как шустрые ножницы,

вырезают дыру на стене.

 

Эти ножницы – мой глазомер,

глазомир, где моргает и морщится

и несет свою швабру уборщица

для принятия экстренных мер.

 

В объектив запускает стакан

и рыдает от мук огорчения,

наблюдая процесс размножения

у двумерных людей, египтян.

 

Появляется южный песок

на полу, на окне и на скатерти,

а уборщица миноискателем

норовит меня стукнуть в висок.

 

А дежурный милиционер

подвернувшемуся фараону

болевым милицейским приемом

ущемляет египетский нерв.

 

Но бесплотен, увы, фараон,

сквозь него проникает милиция

и ужасно от этого злится,

получая моральный урон

 

И в пространстве, похожем на суп,

где свиваются в смерчи спиральные

и песок, и устои моральные,

египтяне фуражку несут.

 

На фуражке видны полюса,

есть и стрелки, и прочие гадости, –

старшина умирает от старости

у меня на глазах.

 

И с раскаянием на губах,

как святая, чье тело не портится,

умирает от смерти уборщица

у меня на руках.

 

С циферблатом на каждой щеке,

обреченный на мир и молчание,

погружается в думы песчаные

египтянин в моем пиджаке.

 

И оставшись в безлюдном кафе,

я и он, унизительно плоские,

забавляемся чайными ложками,

совмещенными, как галифе.

 

1977

(Посмотреть видео)

 

Сергей Бирюков

 

 

ТЕЛО  ЯЗЫКА

ТЕЛО Я ЗЫКА

 Я   ЗЫК  ТЕЛА

 

 

ОСНОВЫ ФОНОЛОГИИ

 

эта листва просит настоящего

подумать так неизбежно

теловходитвтело

отверстияокруглостимягкоститвердости

зияниязаднийпереднийподъем

фонетика

фонология – иное

выбор между архифонемой и

ее коррелятом

боже это не релевантно!

так просит листва настоящего

пафоса страсти апофеоза

мысли-спермы

 

 

*  *  *

ты возводишь речь в степень

parole уравниваешь с langua

и тут же обнаруживаешь

жабры бытия раскрытые

для поглощения пузырьков

для произнесения ночных песен

там на глубине

прозрачными глазами

ты видишь прозрачность

и слегка задеваешь плавником

малейшее движение

смену тональности

при переходе

 

 

*  *  *

Посмотрите как это будет называться

То что вы называете

То что наз

То что зан

Посмотрите назад

Или на зад

Там вы увидите das an

А теперь вперед

То есть w per ed

И увидите то что вы наз и зан

И теперь ываете

 

 

Х Л Е Б Н И К О В М Ы

 

В Амстердаме каждый находит себе то, что он хочет. Профессор-русист, редактор известного журнала “Russian Literature” Виллем Вестстейн, когда он еще не был профессором, нашел русского и всемирного поэта Велимира Хлебникова. Видимо, потому, что Амстердам – самое удобное место для Председателей Земного Шара, этого виртуального Мирового Правительства, которое создал Велимир. А может быть и по созвучию своего имени: Виллем – Велимир! А может быть по закону числовых колебаний, открытых поэтом-числяром...

И вот здесь, в начале сентября, Виллем Вестстейн уже второй раз собрал тех, кто занимается творчеством и жизневедением Велимира. Пока это единственное собрание такого масштаба в память об ушедшем 80 лет назад с земли “наибольшем мировом поэте ХХ века” (Р.О.Якобсон).

Ученые из Голландии, Германии, Италии, России, США, Финляндии, Франции и Хорватии представляли разнообразные подходы к творчеству поэта. Велимироведение оформилось как особая отрасль в филологии. Но поэт слишком масштабен, чтобы уместиться в рамках обычных научных заседаний. Приятно, что это прекрасно почувствовано организаторами. Конференция, открывшись вечером в кафе, перемещалась то в университетскую аудиторию, то в гостеприимный дом профессора и завершилась путешествием на корабле по каналам Амстердама.

И почудилось, что Велимир где-то совсем рядом, быть может прямо на этом корабле. Недаром же Виллем Вестстейн образовал только что такой неологизм – ХЛЕБНИКОВМЫ.

 

В Амстердаме я  сочинил такой стишок:

 

Амстердам

мастер дам

амстер дым

амстер дом

амстер дем

амстер дум

мастер муд

дам тер сам

 

 

  

Рисунок  Александра Золотарева

 

Галина Климова

 

* * *

Вся история страны как история болезни.

В Белом доме желтый дом.

Парк культуры за углом.

В гипсе девушка с веслом

(это наша Маша с Пресни!)

распевала маршевые  песни.

 

Поголовно всех людей

принимали за железных,

чтобы сдать в металлолом.

Пусть наделают гвоздей из людей

по совету поэта и по воле вождей,

чтобы в сердце у каждого и у всех

в три смены работал горячий цех.

 

А жизнь

в нескончаемой своей стометровке

с надорванной грудной клеткой,

рискуя в передозировке

кремлевских таблеток,

рванет дальше финиша, finita и финала…

 

Страна раньше гибла, не умирала.

И позже наверняка не умрет.

Только глазищами зыркнет: вперед!

И тронется 2000-й ледоход.

 

Родная,

давай дышать вместе

по методу рот в рот, -

чтоб я до смерти тебя понимала…

 

М.Петухов

Омск

 

 

ПЯТЬ ПАЛЬЦЕВ

 

Указательным, длинным,

Нажимаю на клавишу ДО

Звук долгий, гулкий, густой

Гудит Дактиль

Рядом - ХоРей,

Неестественно высокий и ломкий,

Клавиша западает.

ЛЯ-я-я-м-м ! – Ямб! –

ищу противовес

мизинцем

л-л—л-ямБ!

Палец срывается

с сухим костяным треском

Желтый нестриженый ноготь

ударяет

в звучную грудь клавиатуры

словно шальная пуля.

СИ пестует Анапест.

Амфибрахий

приютился –

между ФА и Соль.

 

Пальцев пять

Нот семь

Октав восемь

Клавиш восемьдесят семь

Иногда больше,

реже меньше

Но каждая и каждый

сдавлены именем

и числом

Звук – вне числа

есть имя

и есть

Тональность.

 

Герберт Пфайффер

Германия

 

Герберт Пфайффер живет в Берлине. Психолог по образованию, он известен как шахматист, поэт-

палиндромист и филолог. Как многие другие палиндромисты мира, он занимается исследованием и собиранием образцов этой формы. Он обладатель самой большой в Германии коллекции палиндромов на разных языках. Палиндромические тексты, как известно, невозможно передать адекватно на другом языке, т.е. с сохранением формы, поэтому лучше всего будет читать сочинения Герберта Пфайффера прямо на немецком (подстрочный перевод Е.Сазиной и Б.Замеса).           

Сергеи Бирюков

 

 

Из книги

OH CELLO VOLL ECHO

О виолончель эха полна

 

 

ЕIN KNIE

 

O Genie,

       dies nette Knie

                       ist Gast,

                                  sagt sie.

 

                                             In Ketten

                                                  sei dein Ego!

 

ОДНО КОЛЕНО

 

О гений,

     это милое колено –

                           в гостях,

                                  говорит она

 

                                          Будь твое эго

                                                         в цепях!

 

------------------------------------------

 

AN IRINA

 

Tu gut,

tu Gut-

es, o Mimose.

Es – ohne diese Seidenhose!

 

 

К ИРИНЕ

 

Делай добро,

делай добро-

е, о мимоза.

Оно – без этих шелковых брюк!

 

-----------------------------------------

 

NEBEN EDEN EBEN

 

Neben Amor

    nie adretter

           die Liebe gдrte!

 

                Bier! Feten!

                  Gesegnete Freibetrдge!

                                Bei Leid Retter da!

 

                                       ...ein Roman eben.

 

 

КАК РАЗ РЯДОМ С РАЕМ

 

Рядом с Амуром

   ни разу не кипела

       любовь так прекрасно!

 

        Пиво! Вечеринки!

        Благословенны льготы!

         В момент страдания спаситель есть!

 

                                 ...вот, именно повесть

 

-------------------------------------------------

 

ESSE!

 

geist ziert leben

   mut hegt siege

      beileid trдgt belegbare reue

                                       neid dient nie

 

                    nun

 

        eint neid die neuerer

           abgelebt gдrt die liebe

                                    geist geht

                                         umnebelt reizt sieg

 

 

ДАБЫ!

 

дух украшает жизнь

   мужество лелеет победы

     в сочувствии доказуемость сожаления

                      зависть ни в чем не поможет

 

                        итак

 

зависть объединяет обновителей

                       отжитая кипит любовь

                                           отходит дух

                         победа опьяненно дразнит

 

Марина Герцовская

Германия

 

 

Иероглифы в небе

 

 

Общий вид и фрагменты композиции

Фотограф Павел Киселев

 

 

 

 

 

 

(Посмотреть видео)

 

Вилли Мельников

ДООС-лингвозавр

 

 

Клятва ДООСа

 

Окрыляясь по стрекозиному, уверяю в разветвистинности моих стремлений излетать поэтический космос ДООСнования в поисках стрекозарений на муфталингве. Обещаю своим старшим братьям стрекозаврам и стихозаврам взращивать стихоткровения, стихооттворения и стихосварения всеми известными и неведомыми размерами от упрямба до птеро-дактиля, от шмелей ДО ОС. Буду и дальше наращивать смыслоэтажность поэзо-лестниц, выстругивая для них ДООСки, какой бы страхосферный стрекозноб меня не охватывал!..

Стрекоза – существо многомерное и полиглотное: по латыни она звучит как odonatum – буквально “рожденный ароматом Вселенной”; по латгальски – “воспаряющий”; по непальски – “страж ручьев”; на языке майя – “посланник змеиных снов”; а итальянцы называют стрекозу la feccia del vento – “стрела ветра”; и, наконец, на языке догонов стрекоза – “лучистое пение травы”. Посему я, окрыляясь получением волшебного ДООСкара, обязуюсь продолжать попытки объяснить муравьям, что отбрасывать свои крылья после брачного полета совсем не обязательно: ведь они так удобны для записи стихов, которые лучше сочиняются в полете и оказываются прекрасным горючим при отыскивании новых строк к вкусному стрекозавтраку.

 

 

мгируау-киу уинкцтао-уиа

уриуэо нгилура-нмэ энниуэи

гуамэй-эи уинминкао-уэй

туариуэ ндимоан-иуэми

тнали-уэри-нмиауэ

   

Рассветер треплет подсознамя

предлунья,спрягаемого в

оправдательном падеже,

и в сотворительном падении.

 

Предостерегамма возгорания

гитарных ос-колков,

наконец-то недоговоры, сгоняющие

лишний бессловес, напьются

крепкого настоя фотостихоглифов!

 

До конца тысячелести осталась

предназначетверть распятого.

Ледяной украшельф -

диадема пояса страстероидов.

Впечатлезвие в исступляске

искромсало двери в оконные ощущепки.

 

 

Транскрипция и перевод с языка гэрулао:  Вилли Мельников

 

------------------------------------------------------------------------

 

Глеб Якунин –

Юрию Любимову

И Константину Кедрову

 

 

Любимову и Кедрову рецензия –

без стронция и цезия,

железа

на театральный мир,

как на Памир,

залезу.

Ура, ура!

Как ультра-культ,

не “Караул!” из кулуара

культуры – куль,

стократ – карат

блестит

нельстивейший Сократ –

сего секрет – от Пантократора оракул!

А л ь м а н а х  «Журнал ПОэтов» № 4  2002

 

Учредитель группа ДООС (Добровольное общество охраны стрекоз)

при участии всемирной организации писателей (Русский ПЕН-клуб),

Русское поэтическое общество (FIPA UNESKO),

Академии поэтов и философов университета Натальи Нестеровой

 

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР Константин Кедров, доктор философских наук

 

РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ:

С.Бирюков  (Германия) канд. филол. Наук; В.Вестстейн (Нидерланды) профессор; .

А.Витухновская; Е.Кацюба (ответственный секретарь); А.Кудрявицкий; Б.Лежен (Франция);

В.Рабинович,профессор; В.Нарбикова.; А.Ткаченко (ген.секретарь Русского ПЕН-клуба).

Дизайн номера: Е.Кацюба. Дизайн обложки: Андрей Врадий.

Эмблема ДООС, знак «Рикошет»: А.Врадий

 

Учебное пособие

 

------------------------------------------------------------------------

«Московский комсомолец» 17 декабря 2002 г.

 

Андеграундную галерею «Спайдер-Маус», что в переводе с «художественного» означает «паук-мышь», на этот раз захватили поэты, представив четвертый выпуск альманаха «Журнал Поэтов». В альманахе стихи поэтического андеграунда не только московского, но и тамбовского и парижского. В нем посмертно напечатаны незабываемые Игорь Холин и Генрих Сапгир. Главный редактор «ПО» Константин Кедров рассказал о поэтических чтениях в Сорбонне, а ответственный секретарь журнала Елена Кацюба прочитала стихи и палиндромы. Прозвучали стихи авторов и друзей альманаха Анны Альчук, Анжелины Полонской, Сергея Мнацаканяна, выступил старейший поэт русского зарубежья Виктор Урин. Девизом этого выпуска альманаха стала крылатая фраза-палиндром «ТЕАТР ТАЕТ».

 

Презентация Журнала в галерее «Spyder-mouse». Посмотреть видео

 

Константин Кедров – главный редактор «Журнала ПОэтов»

 

Валерия Нарбикова, Елена Кацюба, Виктор Урин.