«Газета Поэзия» № 10, 1998

------------------------------------------------------------------------

Константин Кедров

Зеркало в пустой комнате ничего не отражает. Для отражения нужен глаз. Глаз отражает по закону обратной перспективы, как вогнутое зеркало. Здесь действуют законы Воображаемой геометрии Лобачевского, предвосхищенной Астральной геометрией киевского астронома Швейкарта. Никто не знает, почему из двух ипостасей света «фотон-волна» глаз выбирает волну. Если бы он выбрал фотон-частицу, мир не смог бы стать видимым и отражаемым. Строго говоря, глаз, выбирая между временем и пространством, предпочитает время, поскольку волна – это время света в неведомом пространстве. А частица – это пространство в неведомом времени. Глаз творит время, а слух озвучивает. По утверждению Елены Кацюбы, зеркало – это сотворение мира: «Когда в мире появилось зеркало, то есть отражение? Когда Бог создал человека, то есть зрение. Сам Бог не нуждался в зрении, чтобы видеть. Он также обладал и отражением, но был с ним неразделен. Следовательно, первый акт творения – это разделение Творца и его Отражений». Это разделение и есть творчество. Поэт преломляет звук, как глаз преломляет свет.

Зеркало

лекало

звука

в высь

застынь

стань

тон

нет тебя

ты весь

высь

вынь себя

сам собой бейся босой

осой

ссс – ззз

озеро разреза

лекало лика

о плоскость лица

разбейся

то пол потолка

без зрака

а мрак

мерк

и рек

ре

до

си

ля

соль

фа

ми

ре

и рек

мерк

а мрак

без зрака

то пол потолка

разбейся

о плоскость лица

лекало лика

озеро разреза

ссс – ззз

осой

сам собой бейся босой

вынь себя

высь

ты весь

нет тебя

тон

стань

застынь

в высь

звука

лекало

зеркало

Фрагмент из поэмы «9-я симфония для Бонапарта

Бетховен открыл зеркальный рояль

Свет вникал в него

как в Титаник течь

В черных клавишах была ночь

Он не то играл не то смотрел

Наполеон смотрел в раскладной рояль

как в трюмо

Перед ним он брился

чистил зубы

засыпал

играя «баю»

Рояль, – говаривал Наполеон, –

необходимая вещь в бою

Его выдвигал на передовую генерал-маршал

рояль играл боевые марши

Во все стороны от него свет слад

в пространство зеркальных лат

Лучи скрестились – началась битва света

Наполеон зажмурился и упал с коня

А в небе Лондона вместо битвы

лучи показывали мираж-кино

В небе стоял зеркальный Наполеон

Зеркальные пушки палили из света в свет

Светлое воинство брало в небесный плен

всех кто в битве зеркал пересилил смерть…

------------------------------------------------------------------------

Андрей Вознесенский

Лекало – это нелегал квадрата и круга, лукавое искривление смысла. Впрочем, что есть смысл? Эти словесные лекальные зарисовки, сделанные мной в Санкт-Петербурге, отражающемся в Ленинграде накануне трагических событий 20 ноября.

ПитерПитерПИТЕРпиТерпиТерпиТерпи

------------------------------------------------------------------------

Генрих Сапгир

В разбитом зеркале

Осколки На полке Сорока Вертолет

Озеро Синее Здесь На Паркете

Выросли Снижаются Ангел Немолод

Смотрит Как Ползаю Парусом На Животе

Как Целуется Половина Лица

Губы И Небо

Сидя На Корточках

Зад И Трава

Дайте Плеснулось Хвойные Рыба

Ветки Сияния Оба Кусок Сыроват

Рассматривать Улица Снаружи В Разбитое

Зеркало Домá Между Углом

Предмета Шевелится Или События

Треснуло Смотрит Весьмирпополам!

------------------------------------------------------------------------

Йост Звагерман

Нидерланды

Предназначение

Стайка монахинь обратила крестьянина в христианина.

Я бродил по его угодьям,

ничего не зная про обращение.

Приметил меня крестьянин,

поделился хлебом

и отправил на время к монахиням.

Я пришел. Я вступил в обитель.

Вот и я, сказал я, и все это время я тут.

В книге путь мне открылся –

с подругами вместе обращаем крестьян в христиан.

Днем я в блаженной безвестности,

ночью в забвенье.

Моя келья – смиренное лоно

для влюбленного пленника снов.

Перевод: В. Вестстейн, Е. Кацюба.

------------------------------------------------------------------------

Елена Кацюба.

Вариант

Тогда сотворил Бог зеркало и отразился в нем –

так Адама создан был

и Бог его любил

как самого себя

Дал Бог Адаму зеркало

отразился Адам в зеркале –

так Ева явилась

и любил ее Адам

как самого себя

Посмотрелись Адам и Ева друг в друга

как в зеркало

и появились у них дети

и Ева любила их

больше самой себя

оттого дети любили только себя

и убил Каин Авеля

В гневе разбил Бог зеркало

и развеял по свету

Оттого мы видим мир

не как создал Бог

но как отражает зеркальный прах.

Хорал

Небо отражается в море, значит море – жидкое зеркало неба, а сирена – утонувший ангел.

------------------------------------------------------------------------

Андрей Бондаренко

художник

Девятнадцать ступеней

от Иуды к Христу

ИУДА

ИЕУДА

ИЕГУДА

ИЕГОДА

ЕГОДА

ЯГОДА*

ЯГОВА

ИЕГОВА

ИЕЖОВА

ЕЖОВ
ЕШОВ
ЕШУВ
ЕШУА
ИЕШУА
ИЕСУА
ИЕСУС
ИИСУС

___________________________________

*Ягода – тжд. Берия: berry (англ.) – ягода.

------------------------------------------------------------------------

Борис Констриктор

Санкт-Петербург

Дядя Ваня

Мы отдохнём

Мы тдохнем

Мы дохнем

Мы охнем

Мы нём

Мы ём

Мы м

Мы

1997

Мир вамп

али готе

али баба

али менты

1987

Марш энтузиастов

Нам надо научиться умирать

Нам надо научиться плыть за снами

Корабль-кровать

Мы – паруса под простынями

1998

------------------------------------------------------------------------

Егор Радов

Убить Членса

Фрагмент

Цмип, вышедши из белого куба на солнышковый ласковый, красный пейзаж, вздрогнул, обратился куда-то внутрь, или вообще вовне, и взвопил:

– Членс предвечный,

Колокол вечный!

Удели мне внимание,

Дай мне понимание.

Не могу жить без влаги,

Зависеть от скряги!

Его зовут Слад –

Он – Светик и гад!

Дорогой мой Членсе,

Подумай о шансе

Одном, для меня.

Иль сдохну тут я.

Дай влаги, скорее,

Иль Соли быстрее.

Но чего-нибудь дай!

Вот это и будет твой рай.

О, Членс, златоусый,

прекрасный и русый,

Большой, самый малый,

Великий, удалый!

Творец Ты всего!

Боец с "ничего"!

Хочу я с Тобою

Быть связан судьбою,

Явись предо мной,

Как Соль над Звездой?

Явись лучезарно

Ко мне благодарному,

Я влаги хочу!

Под ней я лечу!

Иль сделай меня

Жочемуком.

Вот-я, я, я, я,

Дух нагишом.

Члене Ты мой,

А я - Твой.

Цмип напряженно подождал какое-то время, потом быстро зашептал:

– Я стою здесь один, посреди мира, отринув свои качества, рождения и страсти,

сжав воедино свои грехи и стремления, я обращен в самую сердцевину Твою, Членс!.. Не

дай мне пропасть в пучинах муки без влаги, не дай мне погибнуть навечно и не стать более никем, даже Яжем, не введи меня обратно в постылую мне благодать, но избави

меня от нее и дай мне влаги, влаги, влаги, влаги!! Только влага, или – дай сказать,

прости, Члеисе, – Твоя Соль напоит и утолит мою душу светлым дыханием вершающейся

каждый миг жизни и радостной справедливости!.. Ибо созданы мы Тобою по твоему же подобию, по твоим страстям и привычкам, ибо жаждешь Ты Соли, а я – влаги, ибо Ты – Богж, а я – звеязд, и мы нужны друг другу, и охочи, как кто-то уже сказал, друг другу! Не дай наступить мерзкому застою и хаосу в Твоем великом мире лада, любви и наград! Ибо если Ты создал столь чудесную вещь, как влага, так дай же мне ее поскорей, или вкушу Твоей Соли, ежели Тебе это не противно. А нет, так сделай, наконец, меня жочемуком, или кем-нибудь еще, только попроще, и чтобы были Яжи и разнообразие, не хочу более вседозволенности и могущества! Членсе!.. Любимый и грозный, припадаю к Тебе, будь же мне защитником, не оставь меня, не растопчи, не забудь!.. Яви свой Лик, и да воссияет Твой запредельный, небесный Язык!..

Цмип вновь подождал, но ничего не произошло. Он упал на почву и стал бешено

кататься по ней, сотрясаясь от ознобов и ужаса. Он кричал:

– Члене! Я тут!! Не бросай меня, Членсе!.. Только Ты защита и опора, великий,

надежный и могучий – Члеее-ееенс!!! В дни сомнений, в дни горестного и безнадежного

желания влаги я зовууууу Тебяаааааа?!? Членс? Членс? Членс? Здесь я – Цмип? Цмип?

Цмип? Членс мой, который жжна знает где, приди сюдааааа!?? Влаги, Соли, да всего,

чего угодно, дааа-аааай?!?

Цмип осекся и застыл, весь измазанный в почве. Потом медленно, как-то совершенно обреченно, он вполз обратно в куб.

– Ну что, не получается? – спросил сидящий у сигея Слад. – Не явился Членс? Не

взял тебя к Себе? Не дал влаги?

Цмип всхлипнул.

– Пошел Он?! Убью Его!

– Ты можешь Его теперь проклясть, – сказал Слад. – Бывает, что на это Он даже

лучше отзывается.

– Сейчас, дай отдохнуть.

Цмип заплакал, выделяя какую-то сладенькую жидкость, почти всеми порами своего ослабевшего, но все еще крепкого, продолговатого тела.

– Убью Тебя! – вдруг злобно воскликнул он. – Только покажись, только

дай хоть один знак, что Ты где-то есть!

------------------------------------------------------------------------

Игорь Холин

* * *

Если бы мы

Жили во тьме

Мы бы ползали

На животе

Мы бы обнюхивали

Все

Как собаки

Натыкаясь

На острые углы

Во мраке

Мы бы

Вытягивали шеи

Мы бы

Шипели

Как змеи

* * *

Иванов

Написал пьесу

Не лишенную

Интереса

В течение 1 акта

Совершаются

Три половых акта

Слева

На сцене

Барак

Справа

На фоне зарева

Дерево

На веревке

Презерватив

И чулок

------------------------------------------------------------------------

Андрей Шляхов

Санкт-Петербург

Метаморфозы времен дефолта

(свидетельство очевидца)

------------------------------------------------------------------------

ЛитературовИдение

Вадим Рабинович

Зеркало в пустоте

Школяр глухо пробубнил и неодобрительно мотнул головою. Дунс Скот приостановил собственное говорение, выстрелив в угрюмого студиозуса школьным – для приготовишек – вопросом: "Dominus quae pars?" ("бог – часть [речи]?"). – "Dominus non quae pars, sed est totum" ("Бог не есть часть речи, он – Всё"), – отрезал угрюмый. Это был будущий "светящийся доктор" (doctor illuminatus) Раймонд Луллий, воспротивившийся приспособить к богу грамматическую категорию, ибо бог – Всё. Школярское слово, словно орешек какой, отскочило от главного Слова – Бог...

А как же мир из ничего, если в Зазеркалье этого ничего – Всё, то есть Бог? Фантомная пустота, как фантомная боль: оторванная рука болит, может "рвануться для рукопожатья". – Болит и стонет человеческим стоном и человеческой болью. И тогда ничего – метафора божественной (-человеческой?) природы, потому что "по образу и подобию". Оно – звук, гул... Неразбериха перворечи, внутренней речи – стихия арте-актов в их чаяниях стать артефактами – текстами культуры, но помнящими о своих первородствах в беспамятстве и горячечном – творческом – бреду про-из-ведений из ничего, чреватого Всем, то есть своим зеркальным автором. Это творческая пустота. Пустота № 1. А на ее излете – текст как метафора совершённого целого, после которого – вновь бездна. Пустота № 2... Преодолеется ли? А это УЖ как мать покатит. Но условия к этому, чтобы покатила, все же есть. Это прежде всего – творческая – нечаянная? – радость от содеянного, продуктивное самодовольство: "И сказал бог, что это хорошо". И так – в конце каждого дня своей

первой (и единственной!) рабочей недели. И тогда метафора {сделанное) начинает светиться, энергетически излучать. Пустота № 2 уплотняется, продолжая свое формообразующее дело, формируя пространство для нового шедевра, окликая

его пока еще на безлюдном метаметафорическом поле – светящемся и энергетически полнящемся творческой перворечью первого Автора. Сызнова и вновь. Внове... А далее - в череде отражений (^преображений), то есть в культуре.

Рассказывают, у обладающих английским чувством юмора англичан есть такое обыкновение: чтобы окончательно удостоверить себя в собственной кончине, посмотритесь, пожалуйста, в зеркало. Если вы вдруг не обнаружите своего отражения, значит, точно – умерли... Не потому ли занавешивают зеркала при покойнике? Взглянуть на себя умершего, но... взглянуть: лицо в лицо, глаза в глаза. А может быть, лицо в маску (посмертную), а глаза - в глазницы, когда глаза сияют, а глазницы зияют. Сияние – в зиянии. Но и – наоборот. Переживание, которое не дано в этой жизни, зато дано в другой – в метаметафорической жизни метафор, то есть в творчестве. В жизни культуры. В черном, но... отражающем (даже пустоту) зеркале. Пустоту человеческую... А значит, и не пустоту вовсе.

Никто

В ветхое запахнутый пальто,

в шапо-кляк воткнутый тем не мене,

пролетал над мостовой Никто.

Тихо так. Ни шороха, ни тени.

Все пустело на его пути.

Опостылевало. Остывало.

Даже солнце, как тут им крути,

Неохотно по утрам вставало.

Солнце что! Но и в окне моем

тьма перегоревшей стосвечовки.

Нехотя тащусь в холодный дом

Для короткой – на пути – ночевки.

Вот и всё. Зови иль не зови...

Даже эхо не придет обратно...

В мире разделеной нелюбви

можно жить. Но очень неприятно,

------------------------------------------------------------------------

Анжелина Полонская

* * *

Слежу из окон дома напротив,

Месть стен,

Желтоватый ротик

Чужого забрызганного карниза.

Свешиваются тени книзу,

Переглядываются надменно.

Мне луной перерезало вены

Вчера, в половине первого,

И я у нее не первая.

Не прошу ни славы, ни хлеба,

Спокойно смотрю на небо,

Оставаясь рядовым парада.

И все же, где вы были,

Когда меня проносили

На руках

мимо вашего сада?

16 апреля 1998

Анжелина Полонская – внучка последней свидетельницы гибели Владимира Маяковского Вероники Витольдовны Полонской

------------------------------------------------------------------------

Валерий Земских

Санкт-Петербург

* * *

Я Розенкранц

а может Гильденстерн

Вот флейта

что с ней делать

Бесцельно дую

не хватает пальцев

на четырех руках

Все щели не заткнуть

Скрипит обшивка

кто-то лезет

в мой сундук

Но там одни бумаги

Что в них написано

не знаю

Я грамоту забыл

И Англия ко мне не неблагосклонна

и Дания

А я любил и короля и принца

Но что им Розенкранц

что Гильденстерн

* * *

Он сторожит ногу в ночи

Ночь под ногой

Грибы по лесам

Дым по утрам

Не забывайте про ногу в ночи

Про ночь под ногой

И о грибах

И о дыме в углах

Лишь услышит

То ли уключины скрип

То ли пение каракатиц

------------------------------------------------------------------------

Алина Витухновская

Триста кровавых пятен

Война – это я.

Вы – триста кровавых пятен.

Между нами автомат.

Вы – личинки концлагерей,

где обозначен кризис

инсталляции тел

электрических кресел,

вычленением личности,

превращением Ничто человека

в окончательную мертвую косточку

для грустной зеленой собаки,

в интересный конструктор

для обалдевшего Винни Пуха.

Концепция некроконструкций,

акция радикальных коллег

костылями замкнула концы

остывающего естества

Траволта,

оставленный негром в машине,

шпионит за женой Марселоса.

К ней ползущий Мересьев безног

как угрюмая рыба

в кровавом томате.

Через годы и лес,

через всю мировую войну они

приближались друг к другу,

чтоб насытить

свою виртуальную похоть,

как иные желают

червями насытить птенца.

...Потому что безногое тело

ее естество будоражит

как пила стрекозу,

Насекомо.

Индустриально.

Триста кусков мозга.

Потому что безногое тело

советского летчика

будоражит ее,

как может кусок человека

будоражить другой

кусок

человека.

И они завопили, сползаясь, и, смешав

ее героин с его героизмом,

взорвали мир.

------------------------------------------------------------------------

Лоренс Блинов

Казань

СТИХОСТАСЬ

------------------------------------------------------------------------

Сергей Мнацаканян

Вы остались не у дел,

ну, а синеве

то ли Пушкин пролетел,

то ли «бээмвэ»…

Не представит древний перс

наши времена,

то ли Тютчев, то ли «мерс»,

а скорей «На-На»…

То ли сам грядущий хам-с

выпил весь буфет,

то ли напророчил Хармс,

что подумал Фет…

То ли стерся старый грим,

а скорей впотьмах

обломался Третий Рим

на гнилых костях…

…Там, где белая зима –

синий окоем,

дремлют желтые дома

с красным фонарем.

------------------------------------------------------------------------

М.Петухов

Омск

Каданс

------------------------------------------------------------------------

Валерия Нарбикова

Откуда-то у меня в студии в Солитюде стали появляться перышки – вот одно на столе, а вот еще одно прилетело. Происхождение этих перышек я так и не смогла себе объяснить. Пусть этотак и останется загадкой.

А месяц назад я проснулась среди ночи и думаю, где это я? Это же я у себя дома – в Москве.

От счастья я просто поцеловала подушку и дальше заснула. А утром меня разбудил телефонный звонок, который я совсем не ждала. Звонок был малоприятный, да еще с утра. Мне захотелось в гостиницу. Это хорошо, конечно, когда у кого-то большая семья и семеро детей, а если двое из них застрелились? а это хорошо, когда республики в России куда-то пропадают по ночам?

Цюрих умещается на ладони. Даже из самолета видно, какой он маленький. Но совсем не игрушечный. Он играет свою игру. И с ним можно играть. И он будет играть с тобой. Он бывает игрив. После чтений, возвращаясь из ресторана в два часа ночи в сопровождении друзей, а может быть у же и три часа – вот что увидела – компанию покойников, их было человек десять, это был карнавал, они шли и пели песни, правда, было видно, что они немножко устали за весь день, покойникам тоже нужен отдых, я думаю, что они уже возвращались после карнавала домой. Но они были такие живые, эти покойники, что с ними хотелось танцевать и обниматься, совсем не как в гробу.

Перед чтением я подумала – куплю себе марку в таком маленьком филателистическом магазине, такой значок с изображением Европы, то есть прелестной девушки Европы, которой ни в чем нельзя отказать. В прошлый раз я купила такую марку и потеряла ее в Нью-Йорке, она как-то отшпилилась. Я очень скучала по этой марке, к тому же ее нигде нельзя было купить, кроме Цюриха. Для чего я ее купила? Может для того, чтобы сохранить в Греции? нет, я ее потеряла в Москве – ничего удивительного.

Я влюбилась в город с первого взгляда, мне хотелось с ним делать все. Просто фантастика, я даже не знаю, кто в Швейцарии президент. Я знаю, что Ельцин – в Москве, а Клинтон в Америке. И они все время друг с другом переписываются в газетах, у кого сколько боеголовок. Это такой публичный эпистолярный жанр – у кого сколько чего, две великие державы, можно сказать, держат мир в своих руках, можно сказать. А чего его держать? Ведь если его отпустить на волю, мир, он никуда не улетит. А если вцепившись в него, так крепко его держать, он может вырваться и улететь. Ведь он очень нежный, мир, он хрупкий, и не надо на него давить, лучше с ним целоваться.

– Вы значит влюблены в Александра? – говорит Наполеон.

– Нет, государь, но я стою за мир, – говорит Коленкур,

– И я тоже, – говорит император, – но я не хочу, чтобы русские приказывали мне вакуировать Данциг.

– Так они и не говорят, – говорит Коленкур. – Император Александр говорит, что если союз еще полезен для императора Наполеона, то он лучше кого бы то ни было знает, что необходимо для его сохранения.

Вот и поговорили. Хорошо бы искупаться. А вот и озеро, все под рукой. Я зашла на платный пляж, чтобы искупаться, но сначала хотела кое-что дописать. И я старалась выбрать место, где потише. Я не очень-то смотрела на людей. Скорее, я шла к тишине. И я нашла такое место. И даже написала то, что хотела. И осмотрелась. Вот один прошел голый человек. Вот еще один. Вот еще. Тихие и безразличные.

Тогда я догадалась, что я пришла на мужской пляж. Какие же они были хорошие эти представители мужского пола, беззвучные, как растения. Только слегка шелестели. Все-таки я переместилась на женский пляж, где девушки, старушки и хранительницы семейного очага щебетали, как птицы. Насколько я могла понять, беседующие рядом со мной дамы оживленно обсуждали какой-то дом, в который они должны переехать на лето, но всему этому мешал чей-то из них брат, который никак не может вернуться из Вашингтона. Сделалось совсем жарко и от солнца, и от голосов. Я искупалась и ушла.

Когда я еду в поезде, я стараюсь быть подальше от компаний или от только что встретившихся подруг, которые никак не могут наговориться, да это и понятно. Лучше всего человек, который читает. А еще лучше тот, который сидит за столиком и пишет, какой молодец. Какая разница, что он там пишет, главное, молчит.

И после озера, немного углубившись в парк и разгуливая среди акаций, я вдруг вздрогнула – передо мной возник ( как будто прямо с дерева спрыгнул) черный веселый господин:– это было так неожиданно. Я быстро пошла к дорожке, где было много народу. Но он шел за мной: "how are you, madam?" А вечером недалеко от гостиницы он появился так же неожиданно. Я забеспокоилась, вернулась в гостиницу и позвонила одному приятелю. "Да ты не беспокойся, – сказал он, – может, журналист какой-нибудь, хотел поговорить".

Да уж, конечно, журналисты прямо так они с деревьев и прыгают. Знак это был, а не журналист.

Москву от Цюриха отделяет воздух и вода. Зато сближает воздух и самолет. Прилетаю в

Цюрих в полном спокойствии, возвращаюсь в Москву и так беспокоюсь, что свою квартиру ключом не могу открыть. Репит. Да что они в Москве все что ли с ума сошли! то котенка подложат под дверь, то ребенка, то какого-то чужого мужика. Позвонят в дверь и убегут. Мне не нужен ни этот котенок, ни этот ребенок, ни этот чужой мужик. Мне хватает своих.

По рукам в России ходят доллары и немецкие марки. И обменные точки, где их собирают,

размножаются, как пивные ларьки. Такие же неумытые и неодетые. Только пивные ларьки незащищенные, а эти в пуленепробиваемых жилетах. Все равно и те, и другие грабят. Но швейцарские франки не водятся в этих ларьках, в этих обменных пунктах. Они водятся только в банках.

И девушка в банке изучает купюру в сто швейцарских франков, как нумизмат. Сначала она достает одну книжку и внимательно сверяет купюру с картинкой. Потом достает еще одну книжку и опять сверяет. Эта мучительная процедура длится вечность, скоро уже закроют магазин. Потом девушка находит какую-то точку на купюре и говорит, что эта купюра – бракованная. Я стараюсь спокойно объяснить, что купюра выдана в швейцарском банке. Довольно нервно она отвечает: "Швейцарский банк нам не указ".

Да нам и русский банк не указ! что нам рубль. Вон их сколько валяется, стареньких, на

улице, как прошлогодних листьев. Сгребут их и сожгут. А потом новые вырастут. Может, тоже рвучие и падучие, кто знает. Какой тут может быть указ! Вот тебе история прямо под ногами валяется, давай! собирай!

Все-таки люди странные существа. Хоть бы под водой научились плавать без скафандров, хоть бы летать, хоть бы голыми прыгать, как кенгуру, на десять метров, да хоть бы на гору взобраться и кости не переломать. Трудно. Природу покорить трудно. Поэтому человек покоряет человека. Одному горло перегрызет, другого загрызет, а другого съест. И только храмы в Дельфах, там, где оракул сидит, нельзя трогать. Так договорились между собой люди, что всю землю можно съесть, а Дельфы трогать не надо. Даже забор ставить не надо, чтобы потом дырку в заборе не делать. Так пусть себе стоит под чистым небом. За людьми приглядывает, храм, как они там люди, не съели еще совсем друг друга. В Цюрихе никто друг за другом не приглядывает, все ходят сами по себе, как

кошки. А ведь кошка внушила человеку, что она самая любимая, что ее надо любить и ласкать. И это не правда, что человек заводит себе кошку. Это кошка заводит себе человека. Только бы он был подобрее, человек, нет, был бы он почестнее, нет, был бы он поумнее, нет, только бы он был, тоже не так просто.

И в Цюрихе почему-то не видно старых людей. Все молодые. Вот господин с зеленой ко-

сичкой в возрасте, может, семидесяти лет. Но он мальчик лет шестнадцати. Он просто совершеннолетний, у него есть паспорт, он может лететь на все четыре стороны. А вот господин в темном костюме, ему уж точно за шестьдесят. Но он просто гимназист. Он держит маленький букетик цветов, он теребит этот букетик. Он в ожидании любовного свидания. Это не деловая встреча.

И старушек нет. Породистые вдовы в Нью-Йорке ходят смирно в Центральном парке. По-

жилые дамы в Германии прогуливаются после утреннего чая. Дамочки, как цветы, цветут и не увядают до семидесяти лет в Париже. В России пожилые люди куда-то попрятались. А в Цюрихе совсем возраста нет,

Да, я влюбилась. А влюбленность не обсуждается. Все! все мне нравится, видишь все только самое хорошее, ничего плохого не видишь. Это когда любишь – выясняешь отношения. Кто кого больше любит, кто кого меньше. Кто кого больше обидел, кто кого меньше. Кто больше страдает, кто меньше. У кого сердце разрывается. У кого голова кругом идет. А кого уже тошнит от любви... А влюбленность – это улыбки и поцелуи. Одни воздушные поцелуи чего стоят. И подлетая к Цюриху, я послала из окна воздушный поцелуй. Чтобы он, этот поцелуй, приземлился раньше меня, и чтобы он там меня встретил. И если с Москвой у меня любовь, то с Цюрихом – влюбленность. Как же я ненавижу иногда эту Москву – помоечную, грязную, развратную, продажную. И когда жарища в Москве стоит, то умираешь от жары. А когда мокнешь, как птичка. Зато весной распускаешься, как почка, в этой дорогой, золотой, заведенной Москве.

А кто знает, может, красота Цюриха – чистое воображение, как гладь и чистота озера. Может, там, на дне озера лежат грязные факсы, подгнившее золото, бриллиантовые стекляшки. А, может, там вообще ничего нет. Пропасть. Бездна. Шахта лифта. Но я про это ничего не знаю. Я не хочу знать. Я влюблена так сильно, что мне все равно, какой он на самом деле. Мне хватает моего воображения, которое и есть самое сильное чувство, на самом деле.

А в день карнавала, в номере гостиницы, где я жила несколько месяцев назад, прямо на подоконнике со стороны улицы стояла целая батарея шампанского. А что оно там, интересно, делало, это шампанское? Охлаждалось? Нет, оно просто гуляло, то есть просто вышло прогуляться

------------------------------------------------------------------------

Владимир Монахов

Братск

Сакура и тень

------------------------------------------------------------------------

Анатолий Кудрявицкий

В городе поэзии и детектива

Как-то вечером я разыскивал в городе Льеже площадь Сименона - самого известного (о слава!) в нашем веке льежца – и никак не мог площадь эту найти. На плане в центре площади изображен памятник Сименону. Вот и площадь вроде бы та самая, но а памятника – хоть убей – нет. "Куда делся памятник?"- спросил я у встречной компании молодежи. "Да вот же он!"- сказала девушка и указала... на водонапорную колонку. Оказывается, это была не колонка, а памятник – бронзовый Сименон этаким коненковским старичком-боровичком врос, вкопался в землю среди аккуратно подстриженных кустов. Человеку нормального роста этот памятник по колено. "А какого размера памятники там, откуда вы приехали?" – спросила девушка. Я указал на ближайший трехэтажный дом и пояснил: "Я из Москвы". В Льеже вообще смеяться любят, чтобы так смеялись – не помню.

Сименона вообще в Льеже много. Я жил как раз в его бывшем доме; у двери моей комнаты стоял шкаф, где помещались все книги, написанные плодовитым автором детективов. Я все пытался их сосчитать и каждый раз сбивался на подступах к сотне. Будем условно считать, что их 99. Ровно

столько же было и поэтов на фестивале. Остальные 200 приглашенных были профессора, книгоиздатели, дамы и просто сочувствующие. Интересно, написали ли все участники фестиваля вместе взятые хотя бы столько, сколько один Сименон?

Вообще было гораздо больше лекций и докладов, чем стихов. В результате чего поэты сговорились на фестивали приглашать участников через общенациональные поэтические общества. Благо такие, начиная с 1976 года, были созданы везде, даже в Африке. Они издают книги стихов и журналы, защищают интересы поэтов и поэзии. Не было таких обществ только в странах нынешнего СНГ – понятно, кто не разрешал. Теперь вот организуется и в нашей стране Российское поэтическое общество, входящее в ФИПА – Международную Федерацию Поэтических Обществ – она является структурным подразделением ЮНЕСКО. Поэтов -–милости просим вступать; сочувствующих – просим сочувствовать, по возможности действенно...

Что еще могло быть только в Льеже, который на неделю стал городом поэзии? Ну, например,

встреча двух прогуливавшихся поэтов – белого и чернокожего в полночь на совершенно пустынной центральной площади. "Чего больше не хватает человечеству?" – возник

очень своевременный вопрос. "Правды", – сказал поэт из Анголы. "Честности", – отозвался его собеседник. Они переглянулись и засмеялись…

------------------------------------------------------------------------

Мэльд Тотев

(1937-1993)

Здесь

Суть Вселенной не вхожа в твой череп.

Метеорная пыль оседает на дно океана

Магмой из донных щелей вздымается горный хребет

Годен ближний булыжник. Водрузи на стол и склони

Бывалую вечность к заветам. Все вершины

И все восхождения подобны этому камню

Как наброску. Но и без камня

В твоей комнате тоже космос. Отсюда

Взгляни на птицу, парящую вне суеты:

Голодный орел смотрит на землю.

Заклинание кобры

В извивах тугой, тугорослой,

Чугуна тяжелее, струи –

Блужданье планеты меж звезд.

Скольжение яда в томлении

Колец, лесбиянками льнущих,

Исполнено высшей печали.

О семя хвостатое смерти!

Тела цельность ярящая жало внедряя

В тайные трещины воздуха,

Следуй тропой расщеплений

До сладостной дельты,

Деревянная дева пиратского брига,

Бретер со шпагой дрожащей,

Падший лебедь,

выплеск волны одинокой,

Принцесса лунных болот,

Надпись магическая,

Траектория памяти,

Гнилая мелодия,

Моль мирозданий...

В шелесте, бездны земные будящем,

Змеиный бутон

Раскрывается розой когтистой...

Нефть

Сок преисподней, сливки черных душ,

Вы прощены, возрадуйтесь! Навеки

В форсунках вы идете на распыл.

------------------------------------------------------------------------

Владимир Игнатюк

Казань

Мимо шеи жуткий посвист

чьи-то души пронеслись

Жизнь не начатая вовсе

слизь

------------------------------------------------------------------------

Антология ПО

Пора признать, что любовь свободна от деторождения, а поэзия от стихов.

Михаил Пришвин

------------------------------------------------------------------------

Кунст-камера

Из истории поэзии

Белла Ахмадулина

(специально для ПО)

Белла АхМатовна

Позвонили из ЦК. У меня и у Бориса ночевал наш товарищ из Питера. Товарищ, приятель, ответил довольно развязно:

– Они почивают.

Это звонил Шауро. Он мне ничего плохого не хотел сделать и сказать. Но когда наш питерский приятель сказал:

– Тебе звонят из ЦК. Вставай немедленно! – я встала и пошла к телефону.

– Здравствуйте, Белла Ахматовна, – сказал Шауро.

Я сказала:

– Борис Филиппович, меня зовут Белла Ахатовна.

– Это секретарь перепутала. Почему вы знаете мое отчество? – и потребовал обязательно приехать.

– Мне приходится знать, у меня же нет секретаря. Не думаю, чтобы ваш секретарь перепутала.

И мы поехали. Но надо было паспорт иметь при себе. Но паспорт был потрепанный жизнью и ветром и разлетелся в руках милиционера. И пока мы подбирали эти листки с великодушным милиционером, я вспомнила, что мне говорил когда-то Василий Павлович Аксенов:

– Когда пойдешь в ЦК, не забудь сказать: "Я не крепостная девка Белка".

Вдруг я забыла, что мне сказал Аксенов. Сижу, понимаю, что надо уйти, но тянула время, пока не вспомнила.

Когда меня вызывали в ЦК, они всегда предлагали закурить "Мальборо". Но я этих сигарет не курила.

------------------------------------------------------------------------

Вилли Мельников

(специально для ПО)

Мерзлятся, медитая, льдинозавры.

------------------------------------------------------------------------

«Газета ПОэзия" № 10,1998. Учредитель группа ДООС (Добровольное Общество Охраны Стрекоз) при участии Всемирной Ассоциации писателей (Русский Пен-клуб) и ФИПА – Международной ассоциации поэтических обществ (ЮНЕСКО).

Главный редактор доктор философских наук Константин Кедров.