Наташа против Наполеона

(Война из-за “Войны и мира”. Роман Л.Н.Толстого “Война и мир” в русской критике и литературоведении. СПб., Азбука-классика, 2002)

Удивительная книга, которую совершенно по-разному читают женщины и мужчины. Женщины только про любовь. Мужчины только про войну. Заметим, что есть еще третья категория читателей – очень умные мужчины и женщины. Они читают еще и философские отступления, составляющие добрую треть романа. Американские издатели, в отличие от наших целиком и полностью ориентированные на читателя, изъяли философские отступления и подробности сражений. Хотели сделать из “Войны и мира” бестселлер. Ничего не вышло. Кастрированный вариант не прошел ни у женщин, ни у мужчин. То есть на уровне житейского разговора каждый скажет, что бал Наташи – это интересно, а описание редутов и ложементов можно-де опустить. Но для того, чтобы опустить, прежде, оказывается, надо прочесть. Тут-то и выясняется, что бал намного приятнее битвы.

Ну, а как быть с интеллектуальной дружбой Пьера и Андрея? Пьер доказывает, что Бог есть, Андрей сомневается. За эти сомнения Толстой сначала князя почти до смерти пристрелил под Аустерлицем, а затем окончательно добил под Москвой.

Школьники и студенты вот уже второе столетие недоумевают, что надо этому молодому князю? Красив, богат, умен, честолюбив, храбр, мужествен. Казалось бы, люби и люби, сражайся и сражайся, мысли и мысли. А он в результате любит нехотя, через силу, сражается кое-как, толку от него после сражения никакого. Да и мыслит как-то лениво, словно с Богом и с людьми переругивается.

Пьер – само обаяние. Сочетание неуклюжести с силой и ярости с добротой. Неожиданно богатый и так же неожиданно знатный. Неожиданно женатый, неожиданно разведенный, неожиданно влюбленный в Наташу и так же неожиданно опять женатый. Он иллюстрирует главное наблюдение Толстого – человек не выбирает судьбу, она его выбирает, как Пьера, как Андрея.

Мня другое удивляет: как это бородатый тридцатилетний граф смог перевоплотиться в восемнадцатилетнюю девочку. Увидеть мир ее глазами, влюбиться с ней сначала в Андрея, затем в Анатоля, едва не умереть от любви и лучше всех в мировой литературе описать это чувство. Может, только влюбленная Джульетта у Шекспира так убедительна и неподдельна. Да он и создан был для того, чтобы воплощать влюбленность в слова. Как швырнуло Вронского к Анне и Анну к Вронскому! Как Левин объяснился Кити, когда, как Христос, стал выводить перстом даже не слова, только буквы, и Кити мгновенно все понимала. А как Нехдюдов, скинув сапоги, крадется к Катюше под звуки пасхальных перезвонов. Вот о чем, казалось бы, как Левину, писать и писать, и не перстом, а ручкой с чернилами. Но нет. Оказывается, все эти любовные сцены гениально смотрятся, если вставлены либо в панораму битвы, либо уже в совсем, казалось бы, чуждую перспективу судов, тюрем и пересыльных этапов. Война и мир – гениальная находка, хотя украдена она у Гомера. Ведь и Троянская война – лишь эпизод с похищением Елены. Ведь вся “Илиада” завязалась вокруг неудачной попытки разгневанного героя Агамемнона уложить на свое ложе прекрасную Брисеиду, доставшуюся при дележе добычи другому.

Так другому досталась не пленница, не наложница, а княгиня Наташа.

Беспристрастно Бородинскую битву лучше всех описал Наполеон в одной фразе. Французы снискали себе славу быть победителями – русские снискали славу не быть побежденными. Уж в чем в чем, а в военном деле Наполеон смыслил. Если поле битвы оставлено противником, значит противник побежден. Но самоназначенный император уже почувствовал правила другой войны, когда все эти поля ничего не значат. Можно положить всю армию, убежав аж за Урал, а войну все-таки выиграть. Но Наполеон имел в виду другое. В отличие от Толстого, весьма принизившего французов, император, наоборот, возвысил своего противника и тем самым себя. Слава победы над побежденным – ничто перед славой победы над непобедимым.

Зато Толстой лучше Наполеона понял тщетность всех этих полководческих слав и побед. В конечном итоге, битва под его пером превратилась в бойню, каковой она и была. Очень возмутились наши военные от такой интерпретации истории. Писем в ЦК – государю – не посылали, но злились страшно. Еще бы, Толстой замахнулся на святая святых – на героизм. Он, как писатель и кадровый офицер, храбро сражавший под Севастополем, начисто этот героизм отрицает, утверждая, что все подвиги сочиняют позднее, в штабах, люди, которые битвы в глаза не видели.

Лично меня Толстой убедил. Кто прочитал внимательно “Войну и мир”, того не удивит неразбериха, царящая на всех фронтах и в первую, и во вторую мировую войну, и сейчас в Чечне. Толстой пишет, что руководить войной в принципе невозможно. Пока приказ отдается, ситуация сто раз изменится. И столько же раз она изменится, пока приказ начнут исполнять, если вообще начнут. Дело в том, что когда людей посылают на смерть, они почему-то норовят свернуть вправо, влево или в противоположную сторону. И это не случайности, а законы войны.

Конечно, Толстой увлекся, полностью отрицая воинское искусство, противопоставляя фатализм и бездеятельность Кутузова стратегии деятельного Наполеона. По Толстому, мы выиграли войну потому, что Кутузов ничего не делал, избегая сражений, а Наполеон суетился и побеждал. Этот весьма своеобразный, русский взгляд на историю иностранцы просто не просекают, когда читают Толстого. Ведь, по Толстому, армией командовал Обломов под псевдонимом Кутузов. Фельдмаршал ест, пьет, спит, читает Жорж Санд – вот и вся его мудрость. Правда, и Наполеон у него не столько командует сражением, сколько борется с насморком.

Толстой не верит в победу и поражение. Он считает, что любая война уже поражение, хотя где-то после описания Бородинской бойни вдруг оступился в патриотизм и явно дал петуха, воспевая “дубину народной войны” и заявляя, что русские показали-де большую силу духа, чем французы. Если бы дело обстояло таким образом, Наполеон не ушел бы из России целым и невредимым, не говоря уже о грядущем Ватерлоо, где все армии Европы с большим трудом победили французов, казалось бы, давно разбитых и обескровленных. Гвардия Наполеона так и не сдалась, предпочитая смерть поражению. Какая же еще нужна сила духа? Спать на военном совете и есть курицу в решающий миг сражения?

“Война и мир” никогда не устареет, потому что, хотим мы того или нет, но война и любовь никогда и никуда не исчезнут. Побеждает, конечно, всегда любовь. Любовь побеждает, а война убивает. Любовь сильнее. Потому что если не будет любви, не будет и войны. Некому будет сражаться. А если победит война, то некому будет любить и сражаться, сражаться и любить. В битве Наташи с Наполеоном победила Наташа. Она всегда побеждает. Сначала Болконского, потом Курагина, потом Пьера, а потом обе армии с Наполеоном, Кутузовым и Александром II.