Константин
КедровВ любви все позы
религиозны
(“Любовные
позиции эпохи Возрождения”. Сост. Неверов С.Я.
СПб., “Продолжение Жизни”, 2002)
Не знаю, в какой именно момент истории нагота человеческого тела стала запретной даже в искусстве. Знаю только, что искусство начиналось с изображения наготы. И каждый раз вместе с наготой возрождалось. Шестнадцать любовных поз сопровождались в эпоху Возрождения соответствующими сонетами Пьетро Аретино, славящими наготу и радость открытой страсти. Так древние индусы позволили себе храм Каджурахо – оргию в камне, а жители Помпеи подарили человечеству фрески, которые, по мнению экскурсоводов, дамам и детям смотреть не рекомендуется. Почему дам приравняли к детям, это загадка для психологов. Полтысячи лет цензура безуспешно боролась с изображениями шестнадцати любовных поз. Книгу запрещали, прятали, сжигали, но кто-нибудь из запретителей, какой-нибудь кардинал, епископ или даже папа обязательно приберегал для себя один экземплярчик из уничтоженного тиража. Я бы никогда не взялся определить, что кому смотреть можно, а что нельзя. Но если возникает сомнение – можно или нельзя, значит можно. Тут, как в юриспруденции: сомнение в пользу сомневающегося. Вообще-то, бороться с соблазном лучше не запретом, а разрешением. Тому свидетельство – история Адама и Евы. Не был бы плод запретным, они бы его и не ели. Мало ли вокруг других прекрасных плодов. История сохранила имена куртизанок, которые позировали художникам, хотя портреты этих, не чуждых искусству путан были по приказу папы торжественно и всенародно сброшены в Тибр. Акция “идущих вместе” времен Возрождения. Началось же все с того, что лучший ученик Рафаэля Джулио Романо поссорился с папой Климентом VII и в отместку за неуплату взял да и расписал порнографическими фресками зал Константина в Ватиканском соборе. Представляете, что было бы, если бы нечто подобное изобразил какой-нибудь глазунов в мраморном зале храма Христа Спасителя. Мало того, гравер Маркантонио Раймонди, тоже ученик Рафаэля, быстренько запечатлел все позиции на граверных досках, а известный гуманист Пьетро Аретино написал к каждой любовной позиции по сонету. Если б можно было слиться за гранью небытия, Заласкали б друг дружку до смерти мы с тобою, Посмеялись бы вдоволь над ерундою – Той, что Еве с Адамом в раю внушила змея. Разумеется, папа уничтожил рисунки, издание и гравюры, запретив их воспроизведение и печатание под страхом смертной казни. Власть никогда ничего не может создать, поэтому во все времена тешит свою творческую импотенцию возможностью запрещать и уничтожать. Несмотря на угрозу смертной казни, Аретино, живший в свободной и разнузданной Венеции, все же переиздал фривольную книгу. Так или иначе, но спустя лет четыреста, в 1858 году сладострастный граф Максимильян де Вальдек обнаружил уцелевший экземплярчик в библиотеке францисканского монастыря в Мехико. Мексиканский темперамент в рясу не спрячешь. Аретино любовно и бережно запечатлел в слове названия поз: копье, нога на шее, лягушка, церковь на колокольне, эстафета, дверца Антея, пастьба овец, цапля у дерева, ноги на шею сзади, езда на ослике, веселая вагина, гермафродит. Каждую позу подарила Аретино та или иная куртизанка. Например, двенадцатая поза дана от лица или, вернее, от тела куртизанки Аджелы Грека, замужней дамы. Но и Вы, госпожа – супруга, Потакайте смычку всецело, Напрягая струну упруго. О, как сладко трепещет тело! Но боюсь, мы убьем друг друга, Если лук этот пустим в дело. Куртизанка Беатриче Бонис – действующее лицо четырнадцатой позиции. Этой позой она радовала самого Рафаэля, а также Лоренцо Медичи и герцога Урбинского. Она, по свидетельству Вазари, была моделью для “Форнарины” Рафаэля. Беатриче! И вам в этой позе трудно. Но поверьте, мне в сто раз труднее – Я собою жертвую поминутно, Замирают члены мои, немея… И желанней персика ваши доли – И крепят мой уд в его тяжкой доле. Аретино с трудом выцарапал из папской тюрьмы гравера Маркантония. В письме к знакомому хирургу он пишет: “Что дурного в том, чтобы видеть, как мужчина ложится на женщину? Значит животные свободнее нас? Мне кажется, что эта вещь дана природой для сохранения ее. Она создала меня, произвела тицианов, микеланджелов, пап, императоров, королей, прекрасных девушек, наипрекраснейших дам с их святая святых”. Позы, конечно, не самоцель. Речь идет о многообразии и богатстве эротической жизни, которую эти часто невыполнимые конфигурации символизируют. Поскорей предадимся страсти, душа моя, – Для того ведь и созданы мы с тобою. Я влеком твоею, ты моим, нацеленным к бою, А без них весь мир не стоил бы ни уя. Ну, а в ХХI веке мы можем смело сказать своими словами: “Все моралисты грузны и грозны – в любви все позы религиозны”. |